Дамы постепенно набросали в себя приличное количество вина, и Люша похвастала, что лучшие анекдоты рассказывает, конечно, Пётр Миронович — и лучшие песни поёт тоже он. Дамы потребовали анекдотов и песен.
— А можно я совмещу? — вспомнил один анекдот Штелле.
— Будете петь анекдот? — прыснула Смирнова.
— Точно.
— Барин останавливает извозчика и лезет в коляску.
«Какую песню петь, барин? Али не надо песен?»
«Погоди, нога попала в колесо».
«Но-о, родимая! Нога попала-а в колесо-о-о! Нога попала-а-а!»
Пётр закончил, а смеха нет. Что не так? Даже заволновался. И тут грохнули. Просто позднее зажигание, или ждали всю песню? И вот тут повезло. В дверь позвонили.
— О! Это за мной, — начала подниматься Лидия Корнеевна Чуковская, — Я договорилась с Булатом Шалвовичем, что он заберёт меня и отвезёт в Переделкино.
Ну вот. У Петра гора с плеч упала. Проводили маму, и вечер стал заканчиваться. Засобирались и «химички». Ненамного дольше их просидела Смирнова. Несколько раз заставила Петра пообещать, что он бросит все дела и допишет как можно быстрее свою сказку для взрослых мальчиков и девочек и, покачиваясь слегка, отбыла, не утруждаясь переобуванием и напяливанием шубы. Ну, правильно — в этом доме и живёт.
А в целом день, можно сказать, удался. Половину песен оформил и разобрался с издательскими делами. Вечером же сообщили целых две хорошие новости. Удалось получить химикам и альбутерола сульфат — бронхорасширяющий препарат, и силденафил, больше известный как «Виагра».
Событие девятое
16 марта в ВУОАПе у Петра должна была состояться встреча с Фурцевой. Ну что ж, состоялась. Екатерина Алексеевна была на что-то зла и вымещала эту злость на Петра. Поговорив с министром пару минут и три раза услышав рык, Штелле встал и отвесил земной поклон.
— До свидания, Ваше Величество. Я в таком тоне с вами разговаривать не намерен, и вообще забудьте о моём существовании.
Фурцева открыла было рот, чтобы снова зарычать, но потом как-то сдулась.
— Прости, Пётр Миронович. Суслов Михаил Андреевич к каждой букве цепляется, сил нет. Нервы. Ты тут, конечно, ни при чём. Давай так. Гагарина пока не уговаривала, он на Байконуре. Я даже не знаю, на кого выйти, чтобы его заполучить. Он правда нужен? Никто другой не подойдёт?
— Ну, что ж, и я с вами начистоту. Мы с Машенькой придумали марш космонавтов. Он необычен, могут не принять. Нужен обязательно Гагарин — тогда есть шанс. Тем более что за эту песню надо побороться.
— Её можно услышать, у вас есть кассета? — Фурцева оглядела кабинетик в поисках магнитофона.
— Нет. Екатерина Алексеевна, вы тоже без Гагарина, не увидев вживую, не оцените.
— Даже так?
— Даже так.
— Хорошо, время ещё есть. Пойду к Суслову. Но ты представляешь, что будет, если песня потом не понравится?
— Поверьте, товарищ министр, это будет бомба.
— О-хо-хо! Сама скромность ты, Пётр Миронович. Как бы нам с тобой этой бомбой бошки не поотрывало. Завтра ещё в Москве? — Фурцева обернулась уже на выходе.
— Самолёт в одиннадцать вечера в воскресенье.
— После обеда Люше позвоню.
Фурцева ушла, и Пётр продолжил оформлять песни. Продолжил, несмотря на умоляющий взгляд женщины, с тоской глядевшей на оставшиеся листки в папке. В результате получалось, считая первый заход, уже пятьдесят две — и это за семьдесят дней всего. Самое интересное, что и остановиться-то нельзя. Пора готовиться к гастролям за рубежом, а там песни про войну или про космос никому не нужны. Хотя!!! У Горана Бреговича есть песня итальянских партизан — «О Белла, чао». Нужно будет её вспомнить.
Всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Всё плохое тоже. Зарегистрировали последнюю песню, «Напрасные слова» Ларисы Рубальской и Давида Тухманова. Из неё нужно будет тоже сделать клип с Анастасией Вертинской, Никитой Михалковым и дедушкой Штелле. С Викой они запланировали целых десять клипов. Подобрали песни, два уже сняли, теперь вот ещё на один написаны и музыка, и слова, и сценарий.
До встречи с великим математиком было ещё время — а время было обеденное, самое время перекусить. Вот только временные трудности. Утром, в преддверии завтрака, Пётр заглянул в холодильник. Даже мыши повесившейся и то нет. Доели колбасу с сыром, и «генуг». В смысле, «аллес». Пришлось опять ловить такси и ехать на рынок. Хоть тут повезло: Армен, кустистый, носатый и вечно улыбающийся южный мачо, был на месте и даже узнал Тишкова.
— А, дарагой, почему долго не был? Денег жалел? Не жалей деньги, ещё заработаешь, денег вообще много, а друг у тебя только один — и это я. О-о-о, — это Армен заметил значок с Горьким на лацкане пиджака у Петра. Тот расстегнул пальто — на рынке было тепло и душно. Даже не так, там просто нечем было дышать. Запах крови и несвежих мяса с рыбой был для непривычного человека серьёзным испытанием.