– Погодите, это там, где «мы защищали нашего раввина – он бойко нам патроны продавал»?
Снова взрыв восторга на том конце провода.
– Нет… такого там не было! «Патроны продавал»?! Азохн вэй! Не могу! Яков! Ким а гер, что я тебе расскажу!
– Погодите, вы там сейчас весь свой партактив соберёте, собрание устроите с песнями и бродячими клезмерами! Не слышал я, так, что-то кто-то болтал… Вы лучше скажите толком – чего звонили-то? Ведь не похвастаться же – чую, дело у вас ко мне какое-то. Прямо тухесом чую, простите мне моих грубых слов.
– Нет, Пётр Миронович, вы мне пообещайте, что вспомните, что этот «кто-то» вам болтал, и на бумажку спишете – тут уже я тухесом чую, что будет номер на века для нашего народного ансамбля! Ух, простите, что-то я в раж совсем вошёл, сердце заёкало даже…
– Так! Партийное задание вам от члена Политбюро – немедленно Голде звоните, пусть кладёт вас туда же, где Крейзер лечился. Не хватало, чтоб всё руководство республики тут от смеха раньше времени к вашему Всевышнему на отчёт поехало. И всё же – какое дело-то у вас ко мне было?
– Есть позвонить… А дело вот такое. Граница у нас, конечно, на замке, но на днях к нам перебежали очень интересные люди. Не военные, не политики – просто люди, но… наши люди. Один – бывший эмигрант, который после Революции в Харбине осел, да так потом никуда и не уехал, когда все в Америку да на Тайвань когти рвали. А ещё несколько – китайцы… но тоже наши. Тамошние иудеи.
– Эт-то ещё что за чудо природы?!
– Да я и сам поразился – думал, мишигеры какие-то, или нудлн мне на уши вешают. Ан нет! В Китае, оказывается, ещё с первого тысячелетия свои иудеи водятся. Перебрались откуда-то с Ближнего Востока, да и осели, даже город у них свой был – Кайфын. Не сказать, чтоб очень уж много, да и многие поуезжали, за двадцатый век истинных правоверных почти и не осталось. Ещё и Мао их прижимал, так что сейчас и осталось-то всего несколько сотен – но это, так сказать, официальных, кто открыто традиции блюдёт. А вообще людей, кто веру помнит, или хоть слышал чего-то от бабушек-дедушек, немало – и они сейчас всеми правдами и неправдами на север стягиваются. В Китае народ уже вполне уверен, что будет гражданская война, только никто не понимает, кто с кем, и, главное, за что будет воевать. Вот иудеи в этом участвовать не хотят никак, ни на какой стороне. Нашёлся кто-то хитромудрый у них – пустил, поц этакий, слух, что СССР будет иудеев из Китая в нашу республику пускать. А мы тут – ни сном, ни духом! А там – тысячи человек! Нам эти вот гонцы от их лидеров определённо говорили, что не менее пяти тысяч уже собрались в окрестностях Харбина – и готовы сниматься с места, если только мы согласимся их взять. Евреи они, конечно, те ещё – одно название, разве что помнят, что есть какой-то Му Сю, это Моисея они так зовут, да ермолки носят дома. Но ведь люди же!
– Чтоб их, ещё и эти… Арон Давидович, вы как чувствовали. Я тут у себя не знаю, куда беженцев распихать, теперь там ещё! Да ко мне-то вы зачем с этим? У меня – Казахстан! Я к Еврейской Республике никаким боком…
– Как же! А кто нам эту республику создал?! Вы у нас всё одно, что Бен-Гурион с Жаботинским! Можно сказать, наш… – Кац вдруг снова разразился смехом-кашлем. – Ах-ха-кха-кха… Ох! Чуть было не сказал – «крёстный отец»! Сами видите – из меня и самого еврей тот ещё… Но, Пётр Миронович, – голос генерала посерьёзнел, – нам здесь на самом деле очень не помешали бы рабочие руки. Это не какие-нибудь спекулянты или жулики – те давно сбежали в Гонконг, в Америку, на Тайвань – куда угодно. Эти – самые несчастные бедняки, у которых не было даже денег на самый дешёвый билет на пароход, или которые вообще не знали, что где-то на свете есть места, где иудеи могут жить своей жизнью, как нормальные люди. Чтобы выжить, отказались от всего, но не забыли, что-то осталось в душе. Они просто не хотят быть забритыми в солдаты и умереть с палкой или старым ружьём в руках, непонятно за что, за кого. Они это всё уже видели, всё пережили. Будут копать, строить, рубить лес. Детей в школы отдадут. Давайте попробуем помочь, а, Пётр Миронович?
Штелле по ходу этой горячей речи Каца всё мрачнел. Это ведь не пять, или сколько там, тысяч китайских иудеев стоят перед такой поганой перспективой. Это сотни миллионов людей. Ну, китайцы они – так что же, не люди теперь? И за что будут умирать? За что умирали в отрядах маоистов и гоминьдановцев? Такие же забитые, забритые, палками и пинками согнанные.
Тьфу. Отвратительная штука – власть. Заставляет поверить, что можешь повлиять на многое, и начинает глодать, когда понимаешь, что реально у тебя в руках гораздо меньшее, да и то бьётся и выворачивается, как свежепойманный лосось. Рекордсмена, какого-нибудь ротастого зверюгу-тайменя из верховий Чёрного Иртыша на два аршина и три пуда, голыми руками не словить. Не заставить даже плыть, куда тебе надо. Хоть маленького-то удержать бы да направить в садок, где кормят, лечат, бережно икорку выдаивают. Помочь? Попробовать, разве что…