– А это не наказание. Его через час суд накажет. Это – профилактическая беседа. И обязательно нужно эту "беседу" сфотографировать на пустой, конечно же, фотоаппарат и сообщить собеседнику, что ещё один привод и эти фотографии отправятся на эту саму доску почёта "кухонных боксёров".
– А если он пойдёт в прокуратуру и заявит, что его избили в милиции? – сморщился главный милиционер города.
– Ну, шанс на это очень не велик. Ну, и в прокуратуре тоже люди работают, поговорим и объясним позицию партии по защите детей и женщин.
– А что, давай, попробуем. У меня у самого руки трясутся и чешутся, когда протокол читаю или беседую с такими выродками. Ещё есть по ним предложения?
– Есть. Не все женщины обращаются в милицию. Не все снимают побои в приёмном покое. Нужно будет, когда участковые будут по собакам обход поквартирный делать, чтобы поспрашивали у соседей и если выявятся такие неблагополучные семьи, то в случае скандала и побоев, чтобы вызывали милицию. Обязательно нужно уговорить жену написать заявление и пусть их, потом помирят на суде, но дело в архиве должно остаться, и суд должен предупредить боксёра, что три таких дела и это уже статья другая. Это "истязание", и это реальный тюремный срок.
– Какую огромную работу хочешь ты, Пётр Миронович, на нас навесить, – тяжело вздохнул Веряскин, – Но всё правильно говоришь. Так и сделаем.
– Ну, вот и замечательно. А теперь давай плавно перейдём к настоящим преступникам.
– Вот как, – хохотнул подполковник, – Ты, что и этих решил ремнём перевоспитывать?
– Нет. Давай поговорим о ворах. Давай сразу отбросим единичные случаи и перейдём к серии. Как по моему непрофессиональному разумению это выглядит. Совершил настоящий вор кражу. Потом ещё одну, потом ещё. На пятой или шестой его поймали. Объединили все дела в одно и на суде дали этому воровайке рецидивисту три или четыре года. Отсидит он их, и, погуляв с дружками, вдруг обнаружит, что денег у него нет, а опохмелиться просто необходимо. И он опять штук шесть краж совершит. Так, Аркадий Михайлович, или я где-то допустил ошибочку в своих умствованиях? – наклонился к Веряскину Пётр.
– В целом, да.
– Вот и хорошо. А я предлагаю чуть подправить ситуацию. Рецидивистов никакая тюрьма или колония не исправит, а значит, их нужно просто удалить из славного города Краснотурьинска. Во-первых, не нужно эпизоды объединять в одно дело, по каждому эпизоду должно быть отдельное уголовное дело и отдельный суд. Совершил пять краж, должен пройти пять судов и на каждом получить три-четыре года. За пять краж должен получить пятнадцать – двадцать лет зоны строго режима. Подожди, Аркадий Михайлович, в конце возразишь. Во-вторых, при аресте наш рецидивист должен оказать сопротивление милиционерам и даже разбить одному из них губу или нос. У нас ведь есть в кодексе такая статья? Вот по ней воришка должен ещё года три получить. Опять не всё ещё, – остановил уже набравшего в грудь воздуха для "праведного отлупа", подполковника, – В-третьих, нужно обязательно по радио и в газетах это правильно подать жителям. И тут главное не честные граждане, хотя они и будут рады, что могут чуть спокойнее спать, так как воров меньше стало. Главное, должны услышать воры, что их соратнику по борьбе с благополучием советских граждан впаяли двадцать три года и вряд ли он ещё раз порадует их своим цветущим видом. Они должны испугаться. Одно дело отсидеть три года, из них год на посёлке, а совсем другое получить двадцать три года строго режима. Мы получим двойную выгоду, ну очень надолго уберём потенциальный рецидив, а залётные воришки, прежде чем "залететь" сто раз подумают. Вот теперь возражай.
– Хм. Возражай. Да, я двумя руками за. А суд? Они ведь апелляцию напишут в областной. Там как посмотрят на такие художества?
– Напишут. Но ведь мы особо ничего не нарушим. Мы не будем ему сразу все эпизоды вменять. По одному. Ни куда не торопясь. Пусть катается до Свердловского СИЗО и обратно шесть раз. Да, даже если потом и чуть скостит ему областной суд срок, в чём лично я сильно сомневаюсь и буду активно им разъяснять политику партии, так ведь не до трёх лет с двадцати трёх. Ни один суд в восемь раз срок не уменьшит.
– Есть в твоих словах, Пётр Миронович, резон. Ещё предложения будут?
– Да, как ни быть. Только начали. Давай теперь об организации притонов поговорим. Тут тоже надо привлечь соседей и ДНД. И вот на третьем эпизоде нужно поступить, как и с воришками. То есть должно быть оказано сопротивление и должно быть возбуждена статья за хулиганство, так как это происходило в подъезде, и они перебудили всех соседей, как раз и оказывая сопротивление. Здесь, конечно, разбить на несколько дел не получится, но я переговорю с судьями, и они будут путём частичного и полного сложения давать вполне серьёзные сроки. Ну, и ведь этой статьёй предусмотрено выселение. Уберём из города шваль и улучшим условия проживания какой-нибудь благополучной семье с детьми. Они смотришь, на одного ребёночка ещё увеличат население славного города Краснотурьинска, на радостях.
– Ещё работа участковым. Но тоже всё правильно. Будем работать.
– Есть у меня одна задумка, – пожевав губами и помявшись, начал Тишков, – Есть ведь у нас в городе "смотрящий" или вор в законе, ну, или как это у вас называется?
– Куда без них? – нахмурился и Веряскин.
– Вот какая глупая мысль мне в голову пришла. Я тут хочу наградить почётными грамотами самых активных членов ДНД. Подготовьте, кстати, список. Так вот их будут фотографировать, и потом напишем статью в газете и фотографию приложим. Нет возражений? – остановился Пётр.
– Пока всё хорошо звучит. И при чем здесь "смотрящий"?
– Ты его вызовешь и попросишь поделиться информацией о совершённых нераскрытых преступлениях, а заодно сфотографируешь с ракурса и расстояния, которое я потом нарисую. Он, естественно, заржёт. Отпускаем товарища. Я делаю с помощью фотографа фотомонтаж, и получаю фотографию, где лично жму руку этому "уважаемому" человеку и награждаю его почётной грамотой за оказание помощи правоохранительным органам. Напечатаем один номер газеты "Заря Урала" и "Уральского Рабочего" с этими фотографиями и вызовем вновь "смотрящего". И либо он сдаёт всех подряд и живёт дальше почти спокойно, либо газеты выйдут на самом деле. Совсем плохо? – спросил Пётр у нахмурившегося подполковника.
– Даже и не знаю, что сказать. Предположим, что он всё равно не пойдёт на сотрудничество. Тогда, после публикации в газетах, будет у них сходка, и могут поверить ему, а могут и газете. А вот, что будет, если поверят газете? И не захочет ли он лично тебе отомстить?
– А разве нельзя кроме газеты, ну, если он и впрямь откажется, посадить его за организацию покушения на первого секретаря горкома КПСС. Все необходимые показания я дам и свидетелей мы найдём. Аркадий Михайлович – это война. Он – враг. И сейчас не семнадцатый век. Нет больше рыцарства, никто ни кого на дуэли не вызывает. Либо мы наведём в городе порядок и сделаем самым благополучным городом страны наш Краснотурьинск, либо грош нам цена и гнать нас надо со своих мест. Чем этот вор лучше лесных братьев. Он хуже. Он хитрее. Он сам не идёт на преступления, он других на них толкает. Отрубим голову гидре, может две поменьше головки вырастет, а может, сдохнет она. Если же новая вырастет, то будем уже с ней бороться, – Тишков встал и, пройдясь по кабинету из угла в угол, остановился напротив начальника милиции города Краснотурьинск подполковника Аркадия Михайловича Веряскина.
– Ну, что ж. Война, так война.
Глава 9
В воскресенье пошли кататься на лыжах. Самое неприятное, что случилось за неделю, так это опоздание на работу в субботу. Пётр и забыл, что пятидневную рабочую неделю введут как раз в середине нынешнего 1967 года. Хорошо, что жену разбудил ребёнок, а уж она от души толкнула попаданца под рёбра:
– Петя, ты же на работу опоздал!
Пришлось на ходу придумывать себе важную встречу. И ведь от мыслей по улучшению жизни в отдельно взятом городе целый день голова кругом, а тут как отрезало. Еле-еле придумал. Решил прогуляться до больницы и переговорить с заведующим хирургически отделением второй городской больницы Александром Генриховичем Франком. О чём переговорить? Понятно, что о Helicobacter pylori. Все попаданцы делятся этим секретом. Чем он-то хуже? Кстати, Пётр в прошлой жизни, большую её часть страдал от гастрита. А австрияки обойдутся без премии, нам нужнее. Самое интересное, что когда Пётр готовился к написанию книги про попаданца в 1967 год, то посмотрел в интернете, а почему именно этой нобелевкой все писатели щедро делятся с хроноаборигенами. Ведь эту премию в области медицины присваивают каждый год. Неужели за пятьдесят с лишним лет не было ничего, что кроме гастрита можно вылечить? И, прочитав список лауреатов, и за что их наградили, понял, что кроме пресловутого гастрита украсть ничего невозможно. Например – 1970 год. Открытие звучит так: "За открытия, касающиеся гуморальных передатчиков в нервных окончаниях и механизмов их хранения, выделения и инактивации". Как будучи металлургом об этом рассказывать врачу? Или чуть раньше – "За расшифровку генома". Тут ведь нужно оборудование, которого ещё пятьдесят лет и не будет в захолустном городишке. А может, или, скорее всего, вообще никогда не будет.