Захламленность по всем углам напоминала… что-то определенно напоминала. С одной стороны полки с книгами, с другой – граммофон и пластинки. У бара – целый стол с подсвечниками, лампами и фонарями разной степени исправности. И посуда. Повсюду посуда – самая разнообразная, от кофейников и чашек, до половников и кастрюль. Ничего одинакового, ничего «фирменного» - все тот же блошиный рынок.
А еще барабаны кашиши валялись на импровизированной крошечной сцене в самом углу. Сочетание несочетаемого. Но почему-то именно сейчас не было бы ничего удивительного в том, чтобы услышать ритм капоэйры. Капоэйры с ароматом кофе, который витал повсюду.
Но вместо этого Кира услышала глубокий звучный голос, донесшийся до нее, видимо, со стороны кухни:
- Доброго ранку, пані! Завітали поснідати чи просто випити філіжанку кави?
- Кофе, - ответила она куда-то, как ей показалось, в никуда и усмехнулась: - Интересно, когда я успела провалиться в кроличью нору?
Из кухни высунулась черноволосая лохматая голова почему-то в очках от солнца. И все тот же баритон проговорил:
- Это хуже, чем нора, поверьте! Это черная дыра, в которой исчезают все, кто должны бы здесь работать. Пришлось отпустить помощников. Один заболел, второй в законном отпуске. Третий проспал. Какой кофе вы пьете?
- С перцем, - уткнувшись носом в бумаги, ответила Кира.
Он икнул и замер. На мгновение. Слишком короткое, чтобы она могла заметить. Отмер. Засуетился – снял очки, за которыми были спрятаны темные карие глаза под густыми бровями. И кривоватый крупный нос. Откинул со лба лохматую челку. И почесал небритый подбородок.
- А чай ты больше не пьешь? – спросил Гриша.
В голове Киры промелькнули на этот раз две мысли. Подбирать челюсть становится уже традиционным. И «мелких» мест у Гриши, кажется, не осталось вовсе, если таковые все же имелись год назад.
- Привет! – запоздало выдала она.
- Сс… сейчас сварю тебе к-кофе, - растерянно ответил он, но на кухню не пошел, по-прежнему стоя истуканом на пороге. – А ты?..
- Что я? – пожала плечами. – Подожду, пока сваришь…
- Подожди, я сейчас, я…
И скрылся за дверью кухни. Но оттуда тут же зазвучал его очередной монолог, которым он будто бы держал ее здесь:
- Мы все-таки открыли кофейню. Три месяца назад. Ну, я рассказывал. С другом-художником. У меня теперь типа… дом есть. И деревья – кофейные – почти целая роща. Короче, странно все как-то получилось. А ты, как ты… Черт! А к кофе что-то будешь?
Подперев голову рукой, Кира смотрела на дверь, из-за которой раздавался его голос. Анализировать случившуюся встречу даже не пыталась. Знала точно – бессмысленно.
- Нет, спасибо! Я завтракала.
- Помню я, как ты завтракаешь, - его макушка снова показалась в двери. Он влетел в зал, поставил перед ней вазочку с печеньем и улыбнулся. Совсем так, как год назад, в ноябрьский четверг, который изменил всю его жизнь. Нет, не зримо. Он оставался тем же охламоном, недоразумением в роду Герлинских. Но что-то неуловимо ускользнуло из прежнего, привычного. И в новое не вошло. Может быть, начал взрослеть. Немножечко.
- А это я из Бразилии привез, - кивнул он на барабаны в углу. – Прикинь, перся с ними на самолет. Весело было.
- Не сомневаюсь, - улыбнулась она. – А я теперь всегда завтракаю. Чаще всего у нас на завтрак творог. Но сегодня была пицца. У меня.
- У тебя, - повторил Гриша, поморгал и выдохнул: - Кофе сбежит!
С этими словами он скрылся в кухне. Стало тихо. Совсем тихо. А через пять минут он появился снова. Теперь уже нес на подносе филижанку. Поставил перед ней. Сел напротив. И совершенно серьезно проговорил:
- Прости, я чувствую себя странно… по-идиотски… Творог… у вас… это у кого?
- У меня и у кота. Он, правда, не мой. Соседский. Но я подумала, не муж же.
- Чего уж проще. А ты… ты кофе-то пей… так ты здесь живешь?
- Живу, - ответила Кира и отпила из чашки. Добавила две ложки сахара и стала медленно помешивать.
- А я тоже, получается… тут живу, - наверное, это была самая важная информация, которую он должен был ей сообщить. Дальше – ступор. Состояние, из которого нужно было выйти любым путем. Потому-то он и задал наиглупейший вопрос, какой пришел в голову: - А как зовут кота?
- Как большинство котов, он приходит сам, - она помолчала, снова отпила из чашки и снова огляделась. – У тебя здесь… интересно.
Пожал плечами. Но не отрывал от нее глаз, внимательно рассматривая волосы и лишенное косметики лицо. И чем дольше смотрел, тем больше сдерживал улыбку. Неопределенно указал на ее голову и выдал:
- Круто. Тебе идет.
Кира кивнула, допила, поднялась и вытащила деньги из кармана.
- Спасибо, ты варишь вкусный кофе… Мне пора. Червонная королева не любит, когда к ней опаздывают.
- Червонная королева?
- Начальница.
- Строгая она у тебя. Деньги убери… И приходи еще… Кофе с перцем – у меня фирменный теперь.
- Угу, - отозвалась Кира, послушно вернула деньги в карман, бумаги отправились в рюкзак. Она надела куртку и замоталась в шарф. – Как-нибудь.
- И лучше не завтракай, хорошо? Мы неплохо кормим.
- Кот обижается, если я не ем. Потом не приходит несколько дней.
- Аргумент…
Кира ничего не ответила. Только кивнула и чуть заметно улыбнулась.
Подхватила рюкзак, вышла на улицу. Сделала пару шагов. Дождь хлестал по лицу. Вдруг вспомнилось, что на куртке имеется капюшон. И она на минуту замешкалась, вытягивая его из-под рюкзака. Это была всего одна минута. Которой хватило для того, чтобы дверь за ней жалобно скрипнула, потом хлопнула, будто ее кто-то вышиб. И, наконец, затихла. Одна минута, которой оказалось достаточно, чтобы очутиться в огромных руках, что она все еще помнила. Руках, сжимавших ее так крепко, что едва хватало дыхания. А еще для того, чтобы услышать, как под рубашкой, на которую он не надел ни свитера, ни куртки, часто бьется его сердце. И почувствовать, как в нем вибрирует, перетекая в нее, его почему-то взволнованный глубокий голос, которым он произносит:
- Я хочу познакомиться с котом, который приучил тебя завтракать…
НЕ конец!