На все про все ушло минуты полторы. После этого он распахнул веки и жизнерадостно заявил:
- Я почему-то сюда вечно попадаю в холода уже. Но еще ни разу не заболел.
- Ты так об этом говоришь, будто это самая главная мечта.
- Неа. Самую главную мечту надо произнести вслух, стоя босиком на камне. Хочешь попробовать?
Она отрицательно махнула головой и усмехнулась:
- У меня еще прошлая не сбылась.
- Так и у меня не сбылась! Я просто повторяю для верности.
- А я пока подожду.
Гриша на мгновение задумался, потом кивнул:
- Вообще, права – еще, и правда, застудишься накануне свадьбы.
С этими словами он слез с камня и стал обуваться.
- В этом случае, - улыбнулась она, - тебе не пришлось бы слушать романсы, есть торт и таскаться по городу под чутким руководством фотохудожника.
- Спасибо тебе, добрая женщина, - Гриша разогнулся и подошел к ней. – Но я захвачу плеер и наушники. Торт покорно съем, а на коллективных фото буду ставить рожки Вовке.
- Ты вообще соображаешь, что сейчас сказал? – поинтересовалась Кира.
- Не особо. Что-то совсем-совсем ужасное? Или до красной линии есть шансы остановиться?
- Вот обижусь на тебя! – заявила она и деловито направилась к Пейзажной аллее. Гриша семенил следом. Помалкивать, судя по всему, было не в его правилах, и он продолжал преспокойно болтать:
- В начале Пейзажки стоит пикап. В смысле кофемобиль. Я как-то приперся сюда постоять босиком после пар. Дождь лил жуткий. Влез на камень, весь мокрый. Думал, ну все. Капут котенку. А ничего. Дополз сюда, взял кофе, устроился в зайце. Хорошо было. Это перед Пармой еще. Я только на первом курсе учился. Ты пила здесь кофе когда-нибудь?
- Когда-то давно, - отозвалась «обиженная» Кира.
Самым удивительным было то, что ей нравился этот странный человек, болтающий без умолку. Она с интересом слушала его, и когда он все же замолкал на короткое время, оглядывалась, не делся ли куда. С него станется, потеряется, как малое дите на ярмарке, в смысле – найдет себе развлечение.
- А ты приезжая или абориген?
- Сам ты абориген! – со смешком ответила она.
- Я-то? Я-то – даа, - протянул Гриша. – Хотя, в общем-то, наверное, никогда не считал, что здесь прям… дом. Меня носит и мотает. Кстати, еще одна причина, почему мы с Вовкой не особо дружим. Он очень… стационарный, если не считать Францию. Но мне кажется, в этом тоже есть что-то закостенелое.
- Не всем же быть мобильными. Кто-то должен строить дома, сажать деревья и рожать сыновей.
- Кто-то должен, - пожал он плечами. – Все разные. Да и неправильного ничего на самом деле не бывает. Все чушь собачья, когда болтают, что правильно, а что – нет. Знаешь, что хуже?
- Что?
- Когда пытаются убедить, что гречневая каша полезная, и потому ее надо есть. Да мне, в общем-то, пофигу полезность гречки, если я ее не люблю.
Кира рассмеялась.
- Бедная гречка. Ты ее не любишь.
- И мед.
- Теперь я знаю, чем тебя можно пытать!
- Инквизиторша! – хохотнул Гриша. – Хотя как знать – может, и придется. Все-таки будущие родственники.
- Неужели ты станешь нас навещать? – искренне удивилась Кира.
- Тебя, может, и стану. Обещаю быть не слишком навязчивым. И потом… кто еще племянникам расскажет, на каком камне надо стоять босиком?
- Что значит «меня»?
- После всего, что между нами было, - засмеялся Гриша. – Ну там скатерти, бутеры, Анькин трэш…
- Я не об этом. Меня интересует, как ты собираешься навещать «меня». А Вова?
- Ну не выгонит же он меня из дому. Не в первые сутки точно.
- Не выгонит, - согласилась Кира. – Только, по-моему, ты вряд ли приедешь… Ладно, неважно. Идем кофе пить!
Они устроились в том самом «зайце», в котором, наверное, есть фотография у каждого приезжего в столицу. Да и не только. Вид оттуда открывался не самый худший, какой есть в Киеве – на Замковую гору. Кофе в руках был горячий. Да и на улице не особенно холодно. Гришка размотал свой шарф и расстегнул куртку.
- Тебе еще много в твоем плане подготовки к свадьбе осталось? – поинтересовался он невзначай.
- Да нет, не очень, - глядя куда-то вдаль, ответила Кира. – С рестораном определиться окончательно. Платье забрать от швеи. Выбрать прическу. Ну и чертовы скатерти.
- За полторы недели успеешь, - кивнул Гриша, отхлебывая кофе.
Домой не хотелось совершенно. Они пошатались еще некоторое время по Пейзажке. Он продолжал болтать, рассказывая, как в Парме учился итальянской кухне. И что лучше всего у него получаются десерты. И что он собирает рецепты кофе. И, вообще, кофе любит до одурения и знает о нем все. И про то, что каждую весну старается выбираться в Кёкенхоф – ему, видите ли, нравятся тюльпаны. А еще там, в Голландии, когда-то начал курить травку, но увлечение прошло быстро. И про друга-художника, с которым они мечтают открыть кофейню в каком-нибудь городке – с местом так и не определились. И что в следующем году он все-таки по-любому махнет в Бразилию – уже почти шесть лет собирается. Он трещал без умолку, и сам не понимал, почему так хочется рассказать о себе и о своей жизни именно этой девушке. Может быть, потому что она умела слушать? Он сам не заметил, как разложил на ингредиенты себя. И уже она вполне могла оценить, из какого теста слеплен Герлинский-самый-младший. Если бы только она стремилась его оценить. Ей просто нравилось его слушать, иногда посмеиваясь картинкам, которые рисовало живое воображение. Например, Гришка среди тюльпанов. Гулливер в стране лилипутов. Еще очень хотелось узнать, что ему понадобилось в Бразилии (откуда только взялась глупая уверенность, что вовсе не карнавал?), но прервать его монолог было невозможно. Все равно как если бы она закрыла книгу на самом интересном месте.