- Ты мог хотя бы в этот раз никуда не уезжать? – сдержанно возмущалась Кира, вцепившись в руль и нагло маневрируя среди внедорожников на своей юркой бордовой IQ. – У нас нет музыкантов, с рестораном до конца не определились, и скатерти тебя не устроили, которые Анжела предложила. А розы! Мне кажется, все-таки слишком… торжественно. Я буду чувствовать себя сорокалетней юбиляршей, сделавшей решающий шаг на карьерной лестнице. Еще этот чертов дождь! Только утром на мойке была.
Владимир повернулся к ней и едва заметно пожал плечами. И даже этот жест мог показаться слишком эмоциональным для него.
- Могли поехать на такси, - спокойно ответил он. – Необязательно машину гонять. Я свою с вечера в гараж поставил. Кстати, пожалуйста, к моему возвращению свози ее на заправку, бак полупустой. Что до остального – ты прекрасно знаешь, что я никогда – никогда, Кира! – не пропускаю Божоле Нуво. Это правило. Это железно. За пять лет пора было привыкнуть и смириться. Я не заставляю тебя сидеть дома. Сама никогда не ездишь – я бы тебя с собой брал. Ну и в этом году я все-таки куплю «Романэ-конти». Разопьем гран-крю на свадьбе. Здесь такое не купишь. Бургундия, не паленка.
- На такси мы бы тащились три часа, - бурчала Кира в ответ. – А гран-крю можешь распить когда угодно. Ты же прекрасно знаешь, я вообще не пью вино. Мне от него плохо. И что мне прикажешь делать на твоем Божоле?
- Кира, это Франция. Ты не нашла бы, чем там заняться? В конце концов, могла бы скатерти приличные поискать. Потому что те, что Анжела показывала – это мещанство.
- Потрясающе!!! – она резко вывернула руль и вклинилась между маршруткой и тировским дальнобоем. – Скатерти я и здесь поищу. Между прочим, свадьба – твоя идея. Я не настаивала.
Владимир снова пожал плечами. Теперь чуть более заметно. Очевидно, начинал сердиться.
- Мне тридцать пять лет. Ты тоже моложе не становишься. Мы достаточно зрелые, самостоятельные и ответственные люди, чтобы создать семью. К тому же, я тебя люблю. И, кроме тебя, ни с кем жить не могу дольше пары месяцев. По-моему, это тоже аргумент.
Представления о жизни у Владимира Герлинского были сформированы, кажется, еще в семилетнем возрасте. Его жизнь была распланирована со школьной скамьи. Первый класс с отличием. Школа с медалью. Институт с красным дипломом. Карьера в международной компании. Семья. В семь лет он был ровно таким же самостоятельным, зрелым и ответственным, как теперь. Только ниже ростом. Единственная слабость в его жизни – французские вина. В частности, элитные бургундские. Бургундские он коллекционировал.
- Аргумент, - эхом отозвалась Кира, паркуясь на стоянке аэропорта, и добавила уже спокойнее: – Я постараюсь подобрать скатерти и найти музыкантов.
- Умница! Кстати, о музыкантах! Жанна Онищенко хороша. Шикарный голос. Помнишь, мы в апреле на романсы ходили? Славный был вечер. Я бы с ней договаривался. Наверняка на корпоративах поет.
Кира кивнула. Романсы так романсы. В крайнем случае – попросит маму. Та будет только рада принять живейшее участие в подготовке «главного события в жизни единственной дочери». Но словно в ответ на ее мысли, доставая из багажника дорожную сумку, Владимир внезапно «вспомнил»:
- А вообще, мелкий приедет через пару дней. Эксплуатируй по полной. Он, конечно, придурок, но элементарное ему поручить можно. А то в своих разъездах забыл, что такое семья.
- Кто приедет? – ошалело переспросила Кира.
- Да Гришка приедет, - улыбнулся Владимир. – Недоразумение рода Герлинских. Я совершенно точно говорил тебе об этом на прошлой неделе. Где-то между моим теннисом и твоим новым сюжетом про антисанитарию на кухне ресторана на Подоле. Ты сказала, что примешь к сведению.
- Ааааа… ну да, говорил… он что, у нас остановится?
- Это мы тоже согласовали. Да, остановится. Лучше с нами, чем с родителями. Тем более, это всего полторы недели. После свадьбы разъедемся. Он в какой-то очередной притон в Амстердаме. А мы - на море, к пальмам.
Про себя посылая к черту и море, и пальмы, и мелкого Гришку, шляющегося по притонам, Кира жизнерадостно стучала высокими шпильками рядом с женихом к стойке регистрации аэропорта Борисполь.
- Вов, ты как прилетишь – позвони.
- Разумеется, позвоню! – ответил он, мысленно кажется, уже находясь в воздухе между Киевом и Парижем. Однако следовало отдать ему должное. Из ежегодных поездок на фестиваль Божоле-нуво Владимир Герлинский очень дисциплинированно звонил Кире – каждый вечер в 22:00 по Киеву, чтобы пожелать ей короткого «спокойной ночи». Плюс один звонок после заселения в гостиницу – сообщить, что прилетел. Так было все пять лет, что они провели вместе.
Привычно помахав рукой отлетающему самолету, Кира под страдающие всхлипы романса времен белогвардейского исхода добралась до офисного центра, лифт которого домчал ее до этажа, где среди прочих располагался родной кабинет, загроможденный ящиками со сценариями, дисками с записями и множеством неработающей аппаратуры под грифом «авось сгодится», накапливаемой завхозом Иваненко (в простонародье Плюшкиным) во всех комнатах региональной телерадиокомпании «К».
Вместо положенной Кире печали по поводу отъезда жениха, она испытывала неподдельную радость от неумолимо приближающегося (буквально с завтрашнего дня) отпуска. И на этом основании она собиралась сегодня: а) ничегошеньки не делать; и б) по дороге домой накупить сладостей, во всем мыслимом множестве и многообразии.
Кира Сластная не была бы собой, если бы не выполнила намеченный план в точности до мелочей.
Ровно в 20:30, устроив на коленях ноутбук (от этой вредной привычки Вова ее еще не отучил), держа в одной руке большую чашку чая, а в другой – внушительный кусок «Киевского» торта, Кира просматривала почту.
В 20:37 раздалась трель домофона.
В 20:39 на пороге квартиры Владимира Герлинского и его невесты (читай – жены) возник «мелкий».
«В каком месте он мелкий?» - промелькнуло в голове Киры, подбирающей челюсть.
Бородатый и лохматый мужик перед ней, весело сверкавший карим взглядом смутно знакомых глаз и не менее веселой улыбкой, выделялся, во-первых, ростом примерно в 190 сантиметров (слово «сантиметры» употреблено исключительно для смягчения впечатления) и, во-вторых, довольно выдающимся носом с горбинкой явно механического происхождения, поскольку нос был, к тому же, еще и несколько кривоват. Амуниция «мелкого» состояла из спортивной куртки темно-синего цвета, самых банальных джинсов и неожиданно яркого красного шарфа. Через плечо болтался внушительных размеров рюкзак. С давно нестриженных волос стекала вода – видимо, в рюкзаке не нашлось зонтика.