За волшебство, за чувства, за игру,
За понимание в заплаканных глазах
Мы перед жизнью в неоплаченном долгу,
Если даже нас простят на небесах.
Приведение
Трясучка на рынке недвижимости —
На продажу выставили дом, где живут привидения,
И не знающие меры в одержимости
Встали в очередь без всякого сомнения.
Говорят, что там дежурил участковый,
И привиденье его в лоб поцеловало,
Тогда послали взвод мотострелковый,
Но оно всем на двери указало.
Участковый две недели тупо пил,
А пехоту обвинили в суеверии и трусости.
Им вроде даже трибунал грозил,
Но отменили по фактической абсурдности.
Даже местный дьякон приходил,
Он брызгался водой и что-то бормотал,
А после этого ругался и грозил,
Но, похоже, никого не напугал.
Зачем-то из района приехал прокурорский —
Возможно, чью-то должность сократили.
А был ещё и десант волонтёрский,
Те просто на крылечке покурили.
Не сумев ни отселить, ни запугать,
Решили вылечить себя от геморроя,
И домишко с привидением задорого продать,
Благо от желающих не было отбоя.
Часть II. Абы как
Абы как
Ошелушенный солнцем и ветрами
Стоял в болоте серый истукан,
Он на мир смотрел незрячими глазами
Ещё за тысячу лет до первых христиан.
Он никого не искал в пустоте,
Они сами себя являли,
Какие-то духи, как будто извне,
Умерших души искали.
К нему летом прилетали глухари
Теребить голубичные чёлки,
А зимой из стылой темноты
Заходили полярные волки.
Рядом с ним под ручку не гуляют,
Но когда горькая гонит беда,
О его глазах незрячих вспоминают
И пытаются искать нужные слова.
Истукан — не идол поклонения,
Он — знаменье человеческому роду.
Это история пленения и растления
Духа, потерявшего свободу.
Если в жизни выбора лишиться,
Каждый будет иноверец или враг.
И если ты не волен усомниться,
То, значит, проживаешь абы как.
Потому
Велико разнообразие миропроявления —
Нескончаемая цепь столетий и мгновений,
И у каждого из них свои предназначения —
Это бесконечное кино чувств и впечатлений.
Мелкой дробью бьют мелкую дичь,
Ей выносят приговор, празднично ликуя,
А кого-то на трибуне разбивает паралич:
Он очень страстно врал, на должность претендуя.
Один с протянутой рукой просит подаяния,
А если отказали, смачно плюнет вслед;
Другой на всех друзей дал показания,
Но только непонятно, почему запил поэт.
На тульском самоваре — хромовый сапог,
В таких, наверное, ходили в Голливуде
Он от барышни с обложки просто очумел,
А там явно пририсованные груди.
Раскурили трубку посланцы краснокожих,
А кто-то митингует, свесившись с балкона.
Он скрытно онанирует, глядя на прохожих,
У него такая самооборона.
Никто не жил на свете просто так,
Всех живущих греет белая звезда.
Ей всё равно — что гений, что батрак,
И только потому вращается Земля.
Сержанты
Он себе морду расхайдокал о линию трамвайную,
И на районе все углы пособирал.
Он ситуацию создал чрезвычайную,
И его милицейский наряд подобрал.
Его тащили под руки здоровые сержанты,
А он требовал ещё на посошок,
Но ему пообещали антидепрессанты
И сунули в ребро электрошок.
Он очнулся раком на кушетке,
Которая воняла дерматином и мочой,
На полу валялись какие-то объедки,
И сразу стало ясно, что он — антигерой.
Голова с трудом соображала,
В узкое окошко пробивался свет,
Где-то приблатнённая музыка играла
И тянуло дымом сигарет.