Этот скандал был настолько не в духе «Благой вести», что Заваркина, прочитав ее один раз (а потом еще и еще), заподозрила у своего редактора опухоль мозга.
- Зачем ты ее поставила? – спросила Заваркина.
- Во-первых, больше было нечего, во-вторых, она классная. Ты согласна?
- Она великолепна, Коля – талант. Но что с тобой сделает начальство?
- Оно уже звонило, - почему-то радостно сообщила Зульфия, - и велело мне не поддаваться твоему пагубному влиянию, иначе я буду уволена.
- Это все из-за того, что я тебе вчера сказала? Про «журналистики в Б нет»?
Зульфия замялась, и Анфиса поняла, что попала в точку. Ее редактор, слава богу, не страдала неизлечимым заболеванием, а просто была уязвлена словами офисного клерка о несуществующей журналистике. Только открыто проявленное неуважение могло зацепить благоразумную дагестанскую женщину и подвигнуть ее на столь неразумные поступки.
- Я вдруг подумала, что и правда выгляжу идиоткой и бездельницей, запиливая в газету всю эту чушь, - призналась Зульфия.
- Газета идиотская, инфоповоды идиотские, ньюсмейкеры идиоты и мы тоже идиотки, - проворчала Заваркина. Теперь она смотрела на глянцевый плакатик, который все еще держала в другой руке. - Замкнутый круг идиотизма.
- Ты как-то необычно взвинчена, – осторожно заметила Зуля.
- У меня будут неприятности, - призналась Заваркина кисло, - эта статья должна была быть опубликована в другом месте, и под ней должно было стоять мое имя. И дело вовсе не в моем всепоглощающем тщеславии…
- А в чем? – не утерпела Зуля.
Заваркина выразительно посмотрела на нее. Зуля открыла рот, чтобы по привычке спросить «с кем ты спишь?», но вдруг поняла, что никогда этого не узнает. Заваркина села за свой стол и с силой потерла ненакрашенное лицо.
- Все так плохо? – спросила Зульфия, холодея.
- Вот на это еще посмотри, - усмехнулась Заваркина и швырнула глянцевый плакатик в сторону Зульфии.
Бумажка и не подумала полететь туда, куда ее направили, и спланировала на пол. Заваркина же, не особо заинтересованная результатом, снова устало уткнула лицо в ладони. Зуля, скривившись, но не в силах сдержать любопытства, встала из-за стола и перевернула бумажку. Это был анонс выставки фотохудожника Спотыкайло под названием «Василий Заваркин» и украшался стильной черно-белой фотографией Васи Заваркина-старшего. Вася-младший оторвался от своих дел и взглянул на плакатик.
- Я видела, - сказала Зуля, - ими весь город обклеен.
- Я утром вышла из дома, а повсюду его лицо, - сказала Заваркина. Ее голос был полон недоумения и страдания. Эта смесь звучала зловеще.
- Ты можешь что-нибудь сделать? – спросила она.
- Что? – горько усмехнулась Анфиса, - фотографии его руками сделаны, и являть их люду он может, когда захочет. Он может выставку хоть собственному дерьму посвятить, никто не в праве ему помешать…
Заваркина замолчала и взялась прикидывать, что ее ждет вечером в собственном доме. Добрая Зульфия, неправильно истолковав страдание на ее лице, твердо решила сорвать все плакаты между редакцией и домом Заваркиной.
- Мне нельзя домой, там мышей травят, - сказала вдруг Анфиса, - сама-то я найду, где перекантоваться, а куда Васю пристроить – не знаю.
- Хочешь остаться у меня? – спросила Зуля у Васи.
- Хочу, - согласился он, - я баранину люблю.
Зуля укоризненно уставилась на Заваркину.
- Я ему все рассказываю, - улыбнулась та, - у тебя уроки с собой?
Вася важно кивнул, Зуля улыбнулась.
- К ребенку охрана прилагается? – полюбопытствовала Зульфия.
- Мы решили отказаться от охраны, - сказала Заваркина, озираясь в поисках забытого, - я вас бросаю. Попытаюсь не смотреть по сторонам, когда выйду на улицу.
- Удачи.
Вася наблюдал через окно, как его мать поймала такси. Он выдохнул на стекло, и легкое облачко пара заслонило собой машину. Он уже скучал.
Такси вмиг домчало Анфису до пригорода и высадило возле большого серого дома с ненатурально зеленой и аккуратно подстриженной лужайкой. У дома было три этажа, резные рамы и небольшой парк. На гравиевой дорожке были припаркованы две машины. Анфису увиденное раздосадовало: это означало, что придется общаться с кем-то «из взрослых».
- Привет, - сказала она Вике, открывшей дверь, - здравствуйте, Валентина Матвеевна.
- Распорядиться насчет чая? – равнодушно поинтересовалась няня. Ей было наплевать на внутрисемейные дела, она встречала гостя.