Они обговорили еще кучу мелких вопросов и, наконец, разошлись, Нина воодушевленно порхала по офису оставшуюся половину рабочего дня. Она едва терпела, чтобы не сорваться и не побежать в театр прямо сейчас. Вместо работы она сидела в интернете, ползая по разным сайтам о Хэллоуине и подробно записывая в блокнотик всё, что хотела бы использовать.
Заваркина, выйдя из офиса, посмотрела на свою правую кисть и улыбнулась. Из огромной сумки-мешка — подарка Алиски — она извлекла французскую пудру. Открыв ее, Заваркина не удержалась, сунула нос в коробочку и понюхала спонж, после чего сделала два ловких мазка по своей кисти. Экзема исчезла.
Долг второй
Георгий Медведь обнаружился на стройке жилого комплекса в центре города. Он ходил в каске, резиновых сапогах и костюме-тройке, нелепо сидящем на его огромной нескладной фигуре. Он всегда старался как можно чаще выезжать из офиса и контролировать все инженерные работы, которые вела его компания. Говорил, что гораздо приятнее мешать строительную грязь, чем самому пылиться в кабинете.
Паренек, варивший какие-то трубы, прекратил свои занятия и снял маску. Под маской оказалась широченная улыбка, адресованная Заваркиной. Анфиса вежливо кивнула.
— Привет! — сказала она, подойдя вплотную к Медведю. Тот обернулся.
— Заваркина, матьтвою! Какого хрена ты тут делаешь, — он обхватил Заваркину своими огромными ручищами, приподнял и потряс.
— Ты нужен мне.
— Как мужчина, надеюсь? Я — женатый человек, между прочим.
— Ты мне нужен как умный мужчина и профессионал в своей области.
— Это пожалуйста, — зарычал он, — это хоть сейчас. Для тебя все, что угодно. Ты мой бизнес спасла!
— Чудесно. Пойдем, — Заваркина обняла его за талию, — мне нужно знать, насколько надежно одно недостроенное здание: можно ли его нагружать театральным реквизитом.
— Окэй, — сказал он через «э», — я готов! Поедем на моей?
— Пойдем, а не поедем, это недалеко. Еще одно: я знаю, что у тебя был паренек — спец по пиротехнике и всяким художественным взрывам.
— Есть такой, — подтвердил Медведь, — что взрывать будешь?
— Сцену оформлять.
— Ой, Заваркина, — Медведь снова вцепился в туловище Заваркиной, — люблю тебя, не могу! Молодец ты! Хорошая баба, деятельная. Ребенка растишь, деньги зарабатываешь! Женился б на тебе, ей-богу!
— Пошли, — улыбнулась Заваркина, — время — деньги!
— Твоя правда, Заваркина, твоя правда…
На место они прибыли на удивление быстро: вышли со стройки, пересекли проспект по переходу, обогнули здание семинарии и вошли бесконечный парк Святого Иосаафа с той стороны, с которой школу не было видно.
— Хорошо, что ты в своих диэлектрических ботах, — сказала Заваркина.
— Куда ты меня тянешь? — проворчал Медведь, — что это за лес? Сколько раз мимо ходил-ездил, а не подозревал, что здесь такая чаща.
— А можешь на Хэллоуин включить на своей стройке что-то громкое? Какой-нибудь отбойный молоток?
— Попробую, — хитро сказал Медведь.
Оставшуюся часть пути проделали молча. Заваркина думала о гимнастах, а Медведь поглядывал на Заваркину и думал, зачем она так коротко стрижет волосы.
— Ну что? — едва войдя в манеж, Медведь потер руки и принялся деловито осматриваться, — конструкция непобитая и еще довольно прочная. Деталями не буду тебя перегружать, не надо это тебе, — он снова притиснул к себе Заваркину, как плюшевого слона. Та тихонько крякнула. — Знаешь что? Я тебе своих парней пришлю! Приплачу им чутка за переработку, зато сделают они всё по совести. Прицепят-смонтируют твое барахло любо-дорого.
— Спасибо, — улыбнулась Заваркина.
— Да какое спасибо! — отмахнулся Георгий, — я тебе по гроб обязан!
— Только знаешь, Гош, — вкрадчиво повела Заваркина речь, — это у меня секретное мероприятие.
— Понял, не болтун, — хохотнул Медведь, — всё твои интриги! Веселая ты баба, Заваркина, женился б!
Он звонко чмокнул Анфису в щеку и еще раз как следует встряхнул.
— Признавайся, что у тебя тут будет? Подпольное казино со стриптизом? — спросил Медведь лукаво.
— Балерины, Георгий, балерины, — Заваркина улыбнулась, — ничего криминального, просто помещения для представления найти не можем. Надо тут лишь декорации установить да пару прожекторов повесить.
— Ишь ты! Искусством увлеклась, — пророкотал Медведь и принял серьезный вид, — давай посмотрим, что у нас тут есть.
Медведь вернулся к осмотру, а Анфиса присела на краешек строительной ванны, в которой когда-то мешали цемент, и закурила. Она любила наблюдать за работой профессионалов.
— Я помню этот объект, Заваркина, — рокотал Медведь, приглядываясь к конструкции, — знаю, кто его возводил. Каркас с антикоррозийным покрытием, крыша — ПВХ высокой прочности. Может простоять двадцать пять лет и не пошатнуться. Так что крыша достаточно прочная. И смотри, какой свет.
Медведь поднял голову вверх и залюбовался.
— А воздушных гимнастов сюда можно запустить? — поинтересовалась Заваркина, склонив голову на бок.
— Нет, — твердо и серьезно сказал Медведь, — людей покалечишь. Это же не цирк, скорее, коровник. Конструкция достаточно прочная, чтобы просто стоять, но трапеции она не выдержит. Можешь, факиров заказать. ПВХ не горит.
— Совсем? — удивилась Заваркина.
— Плавиться может начать, — улыбнулся Медведь, — при трехстах градусах по Цельсию. У вас тут будут жаркие танцы?
Долг третий
Случилось чудо: к Соне подошли старшеклассницы, которые до этого момента, завидев ее, только фыркали и отворачивались. Соня сидела на полу и с отвращением смотрела на пуанты, в которые ей предстояло вставить свои разбитые, опухшие, замотанные пластырем ступни.
— Что ты знаешь о тайном бале Святого Иосаафа?
Соня уставилась на них в недоумении.
— Его Заваркина организовывает. Мы должны будем там танцевать, — нетерпеливо отозвалась девушка в классных леопардовых сапожках. Такие одевались на пуанты или джазовки и замечательно грели ноги. Соня давно себе хотела купить такие, потому как в коридоре школы, где она просиживала большую часть времени, гуляли жуткие сквозняки. Кроме меховых сапожек на девчонке был чертовски стильный черный комбинезон для разогрева. Соня не отказалась бы пойти в таком на собственную свадьбу.
— Откуда вы знаете Заваркину? — спросила Соня у Леопардовой.
— Мы ей должны, — загадочно ответила та.
— Она избавила нас от Рейнхолмихи, — ляпнула круглощекая деваха, едва-едва державшаяся в «балетном» весе. На ней была укороченная розовая кофта, такие же колготки, гетры длиной во всю ногу и элегантный шоколадный купальник. Соня про себя окрестила ее Розовой. Когда она встала с пола, оказалось, что Розовая даже выше ее ростом.
— Тссс, — зашипели на нее подружки.
Вера Рейнхолм — старая немка, похожая на высохшую цаплю, была самым суровым репетитором в балетной школе: она гоняла старшеклассников до тридцать второго пота и до крови из пуантов. К ее чести надо сказать, что из ее учеников действительно выходило что-то путное.
Однако, никто из присутствующих не был заинтересован в балетной карьере: похоже, этих барышень, как и Соню, запихали сюда насильно. Они были детьми из приличных семей, мечтали удобно и уютно выйти замуж и, видимо, поэтому столько времени уделяли внешнему виду. Третья старшеклассница, например, серьезно увлеклась игрой «я — балерина». На ней был джемпер, нарукавники, гетры — всё ослепительно белого цвета. Ансамбль дополняли черные леггинсы, безумно дорогие высокотехнологичные пуанты, которые протирались в два раза медленнее обычных. На голове у нее был наверчен идеальный пучок из сверкающих русых волос. Выглядела она умопомрачительно.
Соня тоже пострадала от «ласк» Рейнхолмихи. Ей, как лучшему репетитору, настойчиво пихали Соню, но та, как лучший репетитор, так же настойчиво отказывалась. Соне, несмотря на ненависть к балету, было неприятно слушать из раза в раз что она — негодный материал, туша, жирная корова, которой никогда не стать балериной. В отличие от старшеклассниц, она даже перестала заботиться о красивой балетной одежде, сочтя эти траты лишними.