А дальше стали происходить несусветные чудеса. Обрюзгший и изрядно поправившийся за время депрессии Валлиец стал тренироваться наравне с артистами, и уже через полгода восстановил форму. Еще через полгода, освоив достаточно трюков, стал принимать участие в представлениях, чем привел в восторг окрестных мамаш. Сей Сеич стал всячески «поощрять» неопытную «звезду»: то количество тренировок ему увеличит, то новыми трюками озадачит. Валлиец принимался за все с охотой и без возражений. Особенно ему удавались все трюки с огнем: начиная с простого кручения подожженных шаров на цепочке и заканчивая его проглатыванием.
Его деньги несказанно расширили возможности «Арагосты». Через два года, проведенных в разъездах по странам СНГ и постоянного участия в фестивалях самой разной направленности — от клоунады для детей до участия в запрещенных спектаклях модных режиссеров — цирковой кружок вышел на профессиональный уровень. Нашлись спонсоры, у артистов появились роскошные костюмы и зарплаты — «Арагоста» пришел к тому состоянию, в котором вы видите его сейчас. Валлиец стал настоящей звездой, и чтобы уберечь свою личность теперь всегда выступает в маске. У меня такое чувство, что только я знаю, кто он такой.
— В маске и с голым животом, — мечтательно произнесла Сонька.
— Почему так иногда хочется дать тебе подзатыльник? — ехидно спросил Кирилл.
— Это из зависти и от ревности, — по-прежнему мечтательно ответила Сонька.
Заваркина ухмыльнулась.
— Дурак этот ваш Валлиец, — сказал Кирилл, достав планшет.
— Почему дурак? — возмутилась Дженни.
— Сейчас бы он, может быть, целой корпорацией владел бы…
— Корпораций много, а Валлиец один, — заспорила Сонька.
— Откуда ты знаешь эту историю в таких подробностях? — спросил Егор чрезвычайно заинтересованно.
— Изучаю историю родного края в лицах, — уклонилась та, — но если честно, то от Алиски. Это сейчас она Элис Йоргесон, а раньше была Алисой Заваркиной.
— У тебя муж — гей! — догадался Кирилл.
— А брата убили, — закончила Заваркина напряженно.
Помолчали.
— А почему его называют Валлийцем? — не унималась Сонька.
— Когда «Арагоста» встала на ноги, то он появился на первой же афише. Высокий блондин, обросший цирковыми мускулами, стоял над котлом с огнем, с угрюмым и решительным выражением лица под кожаной маской. На афише было выведено «Валлийский огонь». Этот номер был не для детей: он ритуально и чересчур театрально сжигал двух ведьм, блондинку и брюнетку. Он исполнял этот номер с такой страстью, что долгое время его помнили только по его «Валлийскому огню». Коллеги дали ему кличку Валлиец, и чуть позже она стала сценическим именем. Вы его увидите. Он будет на Балу.
— Правда, что в него весь театр влюблен? — спросила Сонька.
— Скорее всего, правда, — улыбнулась Заваркина, — только вряд ли он ответил кому-нибудь из них взаимностью. Раненый орел, что вы хотите…
Девчонки заулыбались, а Кирилл нетерпеливо кашлянул.
— Расскажи про Бал, — попросил Егор и украдкой потрогал ее запястье.
— Ну да, к делу! — Заваркина хлопнула в ладоши и встала с кресла, — рассказываю про Бал. Прежде всего, манеж. Мой друг — строительный магнат — проверил манеж на прочность и возможность его нагружать. И отпустил свою дочь на Бал, она с вами в параллельном классе учится. Алина Медведь.
Сонино лицо перекосилось.
— Дальше: госпожа Смоленская собственной персоной подготовила сценарий. Мой друг-дизайнер интерьеров уже взялся за украшение. Музыканты полируют гитары, танцоры — пуанты, добрая сотня домовых эльфов уже вырезают тыквы, а кондитерская «Уткинс» вовсю печет капкейки.
Дженни странно посмотрела на нее, потом на коробку с пирожными и вдруг спросила:
— Зачем тебе нужны мы?
Егор, Соня и Кирилл уставились на нее.
— Как организаторы, я имею виду, — принялась оправдываться Дженни, — все же готово уже! Только людей пригласить и все.
— Мы и нужны ей как раз, чтобы привести людей, — ответил ей Кирилл снисходительно.
— Спасибо, — сказала Заваркина и жестом предложила ему продолжать.
— Никто не пойдет на Бал, устраиваемый неизвестно кем, — пояснил он нахмурившейся Дженни, — мы должны будем объявить Бал нашей вечеринкой. Под нашими именами. И, видимо, только мы можем рассказать людям, как пройти к манежу.
— Только не через чердак! — велела Заваркина, — и особо не болтая!
— Скорее всего, с другой стороны парка, — задумался Кирилл. Он схватил со стола планшет, отложенный на время рассказа, открыл онлайн-карту города Б, нашел школу Святого Иосаафа и пригляделся к парку, где притаился манеж. Пальцем он прочертил предполагаемый путь. Кирилл подходил к Балу как к собственном проекту: решительно, серьезно и с заразительным энтузиазмом. Он относился ко всем возражениям от друзей как начальник, который слышит «не умею» от своих подчиненных.
— Я не согласна, — заявила Дженни.
— Тогда никакого бала не будет, и твое платье сожрет моль! — вспылил Егор, — мы останемся без Хэллоуина навсегда.
Егору же Бал на Хэллоуин был со всех сторон приятен. Он любил вечеринки, любил Заваркину и «акты гражданского неповиновения». Так он называл те оппозиционные митинги, флэшмобы и следующие за ними попойки, на которых ему приходилось бывать.
— Если кто-то из вас боится наказания, то ваших имен произнесено не будет, — уверила их Заваркина с ухмылкой.
— Как ты себе это представляешь? — спросила Соня. Она, протестуя против балетной диеты, слизывала крем с капкейка-«мозга», заставляя Кирилла периодически морщиться.
Для Сони, организовавшей не меньше дюжины митингов и членовредительских акций в защиту животных, нелегальная вечеринка даже не выглядела чем-то грандиозным. Небольшая акция в защиту свобод «культуроисповедания». Заваркина ей уже давно перестала казаться противной, после того, как спасла для нее Кляксу, которая, как и следовало ожидать, оказалась чрезвычайно разборчивой в еде. Каждый раз, пробираясь через кабинет Анафемы, рискуя быть пойманной, или спрыгивая из парка в подвал, рискуя переломать себе ноги, она несла с собой огромный пованивающий рыбий хвост и скрежетала зубами от злости. Но глядя на то, как кошка с азартом терзает рыбу и, улыбаясь, чавкает оторванными кусками, Соня умилялась и забывала свое раздражение.
— Я скрою вас за кличками, — пообещала Заваркина, усаживаясь на место, — все, включая, к сожалению, Анафему, будут знать, что это вы, но юридически вам ничего предъявить не смогут.
Дженни сомневалась. С одной стороны, у нее было чудесное платье, в котором она понравилась Егору (она видела, он оценил!) и самой себе (что не менее важно!). С другой, ее репутация могла не перенести наказания за организацию нелегального Бала на Хэллоуин, а значит, накрывались ее зимние каникулы в Нью-Йорке, на которые она возлагала столько надежд. К аккуратной стопочке сомнений прибавлялось еще недоверие к Заваркиной и тот факт, что Егор, похоже, в нее влюбился. Хотя последнее могло считаться лишь за половинку сомнения, потому что Дженни была уверена: Заваркина не заинтересуется школьником.
Дженни вздохнула и бросила на себя взгляд в зеркало. Платье невероятно ее красило. Новое для Дженни чувство, удивительное и волшебное — любовь к своему отражению в зеркале — медленно, но верно побеждало здравый смысл.
Глава одиннадцатая. Колледж Святого Джозефа
Пасмурным утром последнего четверга октября учителю информатики Савве Ивановичу, крохотному очкарику, вечно торчащему у ноутбука, пришел e-mail. Он на секунду оторвался от букв в командной строке, мельком глянул на письма: спам, спам, спам, приглашение на конференцию, спам, «Trick or treat» отправителя «Аграфена Чайник», спам…