— Прекратите немедленно, — Ангелине Фемистоклюсовне удалось, наконец, вырваться из объятий «живого трупа» и даже замахнуться на него. Загримированный актер в белом балахоне с подтеками бутафорской крови зловеще захохотал и, ловко соскочив с каталки, ускакал на улицу. Анафема, потрясая кулаком, погналась за ним.
— Слишком бодро убежал, — разочарованно протянул Кирилл. В зале никого не осталось и можно было разговаривать в полный голос.
— Все равно зыко, — улыбался Егор.
— Пойдемте посмотрим, что на улице, — нетерпеливо подпрыгивала Дженни.
Они выбежали через запасной выход. Парк с этой стороны манежа уже растерял всю свою листву: отсюда хорошо проглядывалась улица с оживленным движением. Но друзья не обратили никакого внимания на возможность удрать подальше и спастись от грозного рыка завуча по воспитательной работе. Вместо этого они пробежали немного через парк и спрятались за деревьями.
В парке продолжался спектакль. Представление разворачивалось у векового дуба, который рос рядом с манежем и «возглавлял сопротивление» парка во времена стройки: именно его корни не пропускали на территорию строительную технику. Сейчас он был увешан светящимися скелетами в натуральный человеческий рост, а к его стволу были прижаты не успевшие разбежаться студенты Святого Джозефа и изрыгающая проклятия Анафема. Вокруг дуба водили хоровод те личности в балахонах и костюмах-скелетах, что теснили толпу из манежа. Из толпы раздавались восторженно-испуганные вопли и хохот. Вокруг бегала совершенно счастливая Ивушка, тоже что-то крича и размахивая руками.
— Чем это пахнет? — спросил Кирилл у Егора. Они прятались совсем рядом друг с другом, за соседними стволами.
— Это тыквенный пирог, — тихо сказала Заварикина, появляясь из темноты. Она уже успела переодеться в темные джинсы и куртку и несла в руке коробку, донышко которой слегка промаслилось. Егор расплылся в улыбке.
— Пошли на чердак, — улыбнулась та в ответ, — для нас праздник продолжается.
Они побрели через парк, то и дело оступаясь и спотыкаясь о корни деревьев. Особенно туго приходилось Дженни, чье платье будто не хотело уходить с бала и цеплялось еще и за ветки кустов.
Дверь подвала легко подалась вперед, и парни спрыгнули первыми. Егор поймал Васю, Кирилл схватил Соню. Дженни аккуратно спустилась по подставленной лесенке.
— Ты откуда взялся? — возмутилась Заваркина в темноту.
— Я за вами наблюдал, — ответил Илья Дворников, и, не смущаясь, спустился по алюминиевой лесенке в подвал, зачем-то подсвечивая путь своим смартфоном.
— А ты понимаешь, что нам теперь придется тебя убить? — спросила Соня. Кирилл все еще держал ее на руках.
— Я надеялся, что вы меня пощадите, — с улыбкой ответил он.
— Он не болтает, — сказала Дженни, обратившись к Заваркиной.
— Очень на это надеюсь, — хмуро ответила она, закрывая за собой дверь и легко спрыгивая со ступеней.
В полутьме было заметно, как Дженни улыбнулась Илье. Анфиса расковыряла в углу под трубами свой антуражный фонарь и велела сыну держаться рядом.
— Можно я пойду своим ходом? — спросила Соня у Кирилла.
— Я надеялся тебя головой об косяк приложить, но раз так… иди сама, — сказал Кирилл и довольно небрежно опустил ее ноги на землю. Будь Соня чуть менее ловкой, то у нее подогнулись бы колени.
Они поднялись по лестнице — Илья вертел головой и периодически восклицал что-то нечленораздельное — и вошли на чердак.
Чердак был темен и пуст, но что-то в нем неуловимо изменилось. Заваркина, перешагнув через что-то шуршащее на полу, чиркнула зажигалкой и повозилась с тыквой. Та вспыхнула добрым и теплым оранжевым светом. Тонко запахло корицей.
— Бал продолжается, — заметил Кирилл с улыбкой и тоже достал зажигалку. В свете одного единственного хэллоуинского фонаря стало заметно, что вся чердачная комната утыкана вырезанными тыковками.
— И украшать долго не пришлось: паутина и пауки здесь свои, — улыбнулась Дженни.
— Бал Святого Джозефа, — прочитала Соня, подняв с пола черный глянцевый подарочный пакет. Похожими пакетами был уставлен весь пол.
— Берите себе по одному, а остальные завтра раздадите в школе, — велела Заваркина, — я утром фотографии принесу.
— Ты во сколько завтра придешь? — поинтересовался Егор. Он снова надел свой диско-пиджак, но рубашку застегивать не спешил.
— Как фотограф снесется, — усмехнулась Заваркина, — а что? Я тебе нужна?
— Да, — ляпнул Егор. Соня и Кирилл тихо хихикнули.
— Хорошо бы успеть положить фотографии в пакеты, — пришла ему на помощь Дженни.
— Васька, ползи ко мне переодеваться, — скомандовала Анфиса.
Васька, который еще был облачен в наряд дьяволенка, отлип от окна и подошел к матери.
— Руки! — Васька поднял руки верх и Анфиса ловко стянула с него маскарадный костюм, в мгновение ока заменив его чистой футболкой, свитером и курткой. На чердаке было очень холодно, и если бы мальчик переодевался сам, то завтра слег бы с простудой.
— Ноги! — Вася послушно сел и вытянул конечности. Егор наблюдал за ними с тем удовольствием, с каким обычно хозяин наблюдает за своей кошкой, облизывающей новорожденного котенка.
Илья, на чьи вопросы никто не потрудился ответить, скрылся за углом. Дженни, немного помешкав и бросив взгляд на Егора, отправилась за ним. Никто не обратил на это внимания: Соня рылась в пакетах, Кирилл принялся разливать пунш из большой плетеной бутыли, найденной тут же, в разномастные бокалы.
— Мы успели как раз к Валлийцу, — сказала Заваркина, с удовольствием оглядев одетого сына. Кирилл подал ей бокал и, сделав два шага к окну, рванул старую ручку. Окно распахнулось, и в комнату ворвался холодный воздух, какой бывает в городе Б в конце октября: чуть влажный, кристально-чистый, пахнущий прелыми листьями и медленно, но верно подступающей зимой.
Прильнув к окну (Егор устроился сразу за спиной у Заваркиной), они увидели ту же картину, что наблюдали из парка: вековой дуб, люди в карнавальных костюмах, праздничный декор. Но кое-что изменилось. Толпу больше не окружали актеры и вокруг не прыгала беснующаяся Ивушка. Ученики стояла смирно и не шевелясь, загипнотизированные огнем, который подкидывал, вертел и проворачивал высокий и статный мужчина в маске. Если бы гости Бала Святого Джозефа отвернулись на секундочку от Валлийца и всмотрелись в темноту у себя за спиной, то увидели бы, что в парке за деревьями прячутся люди. Много людей. Гораздо больше, чем та горстка студентов, которой удалось улизнуть после явления Анафемы. В парке пряталась добрая половина школы. Дьяволицы-официантки, обнеся «легальных» зрителей едой и напитками, отправились в «тень», чтобы угостить тех, кто проник на Бал без приглашения.
— Он крутой! — восхитился Вася, припав к окну.
— Ага, — с такой же интонацией согласилась Соня. Она придерживала любопытного Васю за плечи, чтобы тот не вывалился в окно. Их тоже словно объединил огонь.
— Посмотрите на Анафему!
Ангелина Фемистоклюсовна стояла чуть поодаль, оставив бесплодные попытки увести учеников из парка. В ее руках был стакан пунша и пирожное, и только ее нервное притопывание выдавало нетерпение и несогласие со сложившейся ситуацией.
— Ни у кого бинокля нет? — спросила Анфиса с надеждой. Ей хотелось насладиться выражением лица Анафемы.
— Можно с тобой поговорить? — спросил Егор прямо в ухо Заваркиной. Та вздрогнула, но, оглянувшись, кивнула.
Егор оттащил Анфису подальше от чужих ушей.
— О чем будет разговор? — заинтригованным шепотом поинтересовалась она, хотя знала наверняка, что последует за удерживанием в объятиях в темном углу чердака.
Егор ощутил ее мягкие губы, не тронутые помадой, а его руки, которые оказались под тонким кашемиром, не встретили дополнительных препятствий. Окрыленный алкоголем, он не чувствовал прежней робости, и даже не заметил, что Анфиса не отвечала на поцелуй.
— У меня дежавю, — пробормотала она, освободив лицо из его ладоней и оглянувшись по сторонам. Егор немедленно впился губами ей в шею.
— Я еще не придумала, как относиться к твоим ухаживаниям, — Анфиса похлопала его по плечу, — мне нужно время подумать.