— А в этот выключу, — пообещала Заваркина.
— У нее тройка, — ехидно сообщил Кныш.
— Эй! — возмутилась Заваркина.
— Пас, — сказал Кирилл.
— Зачем ты за него вообще замуж вышла? — брезгливо поинтересовался Егор, скидывая карты, — разводись и выходи замуж за меня.
Зуля подавилась сладким вином, которое с удовольствием лакала из высокого винного бокала. Вино попало ей в нос, и она, отбросив хорошие манеры, принялась надсадно кашлять. Заваркина насмешливо смотрела на нее и на Дженни, которая принялась интенсивно лупить ее между лопаток: Зуля пыталась отмахнуться, но Дженни была настойчива. Когда Зуля, наконец, откашлялась, то тут же потребовала себе еще вина. Егор ухмыльнулся и опрокинул ей в бокал добрую порцию.
— Он все время ее об этом спрашивает, — тихонько пояснила Соня Зульфие.
— У меня сегодня вечер откровений какой-то, — тихо сказала Зульфия, — баранину я готовить не умею, Заваркина всерьез влюбилась. Не знаю, что хуже.
— Тусуйся с нами почаще, — засмеялась Соня.
Зульфия хотела сказать что-нибудь обидное, что-то вроде «вот еще со школьниками время проводить», но посмотрела на Заваркину. Она, оперевшись на плечо Егора, украдкой показала ему вновь розданные карты. Тот улыбнулся, что-то нашептал ей и поцеловал в макушку.
— Обязательно, — в конце концов ответила Зульфия.
— Раз уж сегодня вечер откровений, — громко сказал Кирилл, который всегда все слышал, — Софья, я люблю только тебя.
— Уууу, — протянула Дженни.
Заваркина зааплодировала. Ее хлопки подхватили остальные, сидевшие за этим столом и за соседними. Соня, которая в этот момент откусывала от сэндвича, застыла с куском за щекой.
— Иди в жопу, — хрипло сказала она, сделав могучее глотательное движение. Кусок сэндвича явно поцарапал ей пищевод, но это не остановило расцветающую на ее лице улыбку.
— Запей, — Зульфия подала ей свой бокал.
— Мир? — спросил Кирилл с улыбкой, когда Соня пришла в чувство. Та кивнула.
— Мне единственной не везет в любви, — заключила Дженни, — значит, это я вас обдеру.
Зуля снова украдкой взглянула на Заваркину. Та уставилась прямо перед собой, на зеленое сукно и задумчиво улыбалась краешком рта. Зульфия вдруг подумала, что очень давно, примерно несколько месяцев, не видела фирменного заваркинского оскала: злобной гримасы, означающей, что сейчас кого-то будут топтать.
Эта перемена пугала Зулю. Никогда не знаешь, чего ждать, когда опасный хищник вдруг сворачивается клубочком и наблюдает за тобой из-под кожистого крыла, загадочно улыбаясь.
Хотя, скорее всего, она просто что-то сочиняла.
Мне было двадцать два. Дальше тянуть было уже глупо, и я позволила себя уговорить. Ты не трогал меня все эти годы, удовлетворяя свою похоть со случайными девицами, гуляющими вечерами по Муравейнику. Ты сказал, что любишь только меня и больше не хочешь никого другого.
Я расплакалась. Ты утешал меня, гладил по голове, ласкал, а потом поцеловал. Ты целовал меня сначала нежно и аккуратно, но уже через минуту забыл обо всем и принялся срывать с меня одежду. Я снова испугалась, сжалась, притаилась и перестала отвечать на поцелуй.
Ты помнишь? Ты помнишь, как ты тогда отстранился, а потом и вовсе встал и отошел в другой угол комнаты, тяжело дыша. Я приподнялась на локтях и, вглядевшись в твое лицо, прочла на нем то, что нужно знать женщине, чтобы решиться на свой первый раз.
Я увидела свою власть. В моем случае это была не просто власть девчонки над мальчишкой. Это было полное владение разумом самого опасного существа, встретившимся мне на жизненном пути.
Тебе, конечно, плевать, но я скучаю по тебе каждый день.
— Эй, очнись, — Егор легонько погладил ее по руке, — делаем ставки.
— Раздали долги, делаем ставки, — ответила Заваркина.
Глава шестнадцатая. Искренне ваш, синтетический лед
Девица с бейджиком, на котором было написано «Менеджер», принесла рубашку для Васи Заваркина.
— Вот рубашка для вашего малыша, — пропела она, протягивая рубашку Анфисе, — очень красивый лососевый цвет. И размер должен подойти.
Но Анфиса не слышала ее. Она уставилась в свежий выпуск газеты «Благая весть».
— Тетенька, обманывать нехорошо, — важно заявил Вася, — какой же это лосевый, когда это розовый? Его только девочки носят. Для мальчиков есть только три цвета: черный, серый и как у спецназа. И я не малыш, я мальчик!
Продавщица опешила. Заваркина по-прежнему не обращала внимания на разговор, уставившись в газету и покусывая губы.
— Маааа, — заныл Вася, — че там у тебя?
— Ничего, — сказала Анфиса, — пойдем наверх.
— Я будто попала в жуткую параллельную реальность, — сказала она Зульфие, едва зайдя в кабинет.
Оставшийся без обновок Вася Заваркин забрался на свой подоконник и сделал вид, что дела взрослых его не касаются. Он болтал ногой, жевал бутерброд, который нашел в холодильнике и разглядывал что-то за окном. Его мать осталась стоять посреди редакции «Благой вести», держа в одной руке газету, а в другой — какой-то глянцевый плакатик. В ее голосе было столько негодования пополам с недоумением, что Зульфие невольно захотелось оправдаться, хотя виноватой она себя не чувствовала.
— Мне совершенно было нечего ставить на первую полосу, — начала она, — ты, естественно, работу теперь игнорируешь, и поэтому, когда Коля дал мне материал… Он сказал, что это ты дала ему инфу…
— А ты его читала, материал этот? — грозно перебила ее Заваркина, швыряя газету Зульфие на стол.
Газета приземлилась злосчастной первой полосой вверх, так, что можно было прочесть заголовок: «Надуй на миллион».
В статье живо и выпукло был описан промышленник-филантроп, на чьей пресс-конференции Анфиса и Зуля недавно заседали: он построил для любимых горожан каток и прикупил для него синтетического льда марки «Пупырышка» на миллион евро. На пресс-конференции им и его помощниками неустанно подчеркивалось, что деяние это абсолютно бескорыстно: присутствующим даже было предложено пройтись по городу Б и поискать того, кто в состоянии просто так отдать миллион евро «на людей». Далее повествование было сосредоточено вокруг «Пупырышки» — уникального синтетического льда — который не таял в жару, не требовал покупки «замбони» — в общем, был чудом чудесным.
Однако, Коля, поговорив почти со всеми работниками катка, в своей статье возмущался от их имени: хоккеисты не могли на поддельном синтетическом льду догнать шайбу, фигуристки падали, цепляясь коньками за стыки, и на их одежде появлялись черные разводы от грязи. Недовольны были все: от тренера до уборщика. Абзац с возмущениями завершался выводом, что кататься на этом катке не просто неприятно, а опасно для жизни.
В следующем абзаце Коля принялся срывать покровы, как страстный султан со славянской девственницы. Он процитировал нежданно-негаданно объявившегося главу фирмы-дистрибьютора, единственного поставщика «Пупырышки» в Россию.
— Этот каток — подделка, — твердо сказал главный «пупырышковед». Далее он пояснил, что промышленника-филантропа среди его клиентов нет, а значит получить настоящую «Пупырышку» тот не мог.
Упрямого Колю уже было не остановить: он связался с американцами, производителями «Пупырышки».
— Никакого льда мы в Б не отправляли, — поспешил откреститься главный «пупырышкодел».
Произведя нехитрые расчеты и прикинув, где и по какой цене в России можно раздобыть «пупырышкоаналоги», Коля вывел, что лед обошелся промышленнику в пять раз дешевле упомянутой суммы, а значит, промышленник крепко сэкономил на покупке звания мецената. Ирония была в том, что на эти деньги вполне можно было выстроить обыкновенный каток, с обычным льдом и хот-догами.
В статье была названа фамилия промышленника, перечислены фирмы-производители, как настоящего, так и поддельного покрытия, и главное — была прямая речь. В процессе сбора информации Коля успел переговорить лично с промышленником-филантропом, который, как рыночная хабалка, упер «руки в боки» и высказался в духе «мы дали бабла, а все остальное вас не касается». Это была отличная статья с гладкими, хорошо сформулированными мыслями, написанная хорошим русским языком, умело причесанная Зульфией. Это был скандал.