— Ты все уладил? — спросил Барашкин, отодвинув от себя пепельницу с дымящейся сигаретой. Бросив курить почти двадцать лет назад, он не выносил табачного дыма.
— Да, сегодня первое заседание, — подтвердил его брат. Он сидел в кресле с прямой спиной, положив руки прямо перед собой на полированный стол, — никакой прессы не предвидится.
— Ты разговаривал с… — Барашкин выразительно посмотрел наверх. Его брат кивнул.
Барашкин посмотрел на него в нерешительности. Он не хотел нагнетать напряженность, но предупрежден — значит вооружен.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — усмехнулся Колдырев и глубоко вздохнул, — ты думаешь, что если на заседание явится его дежурная сучка, значит…
— Она не явится, — Барашкин попытался придать своему тону максимум убедительности.
Колдырев кивнул и встал. Братья пожали друг другу руки, и, выйдя из кабинета, разошлись в разные стороны: Барашкин спрятался у себя и плеснул в стакан коньяка, Колдырев же спустился к машине, чтобы проехать пару кварталов до здания суда.
Он вошел в зал суда вальяжной походкой и с легкой улыбочкой, немного отстав от своего адвоката. Но тут он увидел то, что заставило его сбиться с шага и перестать ухмыляться: Заваркина в красном кардигане.
Она стояла, облокотившись на деревянные перила, что отделяли главных действующих лиц от зрительного зала. Колдырев, растеряв свою напускную важность, ринулся к ней.
— Как вы узнали? — спросил он, серея лицом.
— Я прошу вас воздержаться от разговоров с прессой, — прошептал догнавший его адвокат.
— На сайте суда висит информация об этом заседании, — спокойно ответила Заваркина и уточнила, — об этом открытом для прессы заседании.
— Ты врешь! — Колдырев вскипел, — там нет фамилии!
— А зачем мне ваша фамилия? — притворно озадачилась Заваркина.
Колдырев растерялся. Он беспомощно посмотрел на своего адвоката и рванул воротничок. Его лицо снова сменило окраску и стало похоже на пломбир, плохо перемешанный с вареньем.
— Это он тебя прислал? — отчаянным шепотом спросил он, тяжело дыша, — не подходи ко мне!
Заваркина широко улыбнулась и, ничего не ответив, заняла место в зрительном зале. Колдырев, которого адвокат придерживал за локоть, прошел на место обвиняемого. Там он сел, сгорбившись и оперевшись руками на стул.
Суд пошел своим чередом. Во время чтения обвинителем судебного заключения, которое составляло сорок семь листов, в зале не раздавалось ни звука: только дура-муха, залетевшая в форточку, тихо жужжала, и хрипло дышал обвиняемый.
Колдырев не находил в себе сил обернуться и посмотреть на эту тварь в красной кофте. Ему казалось, что она по-прежнему улыбается ему в спину свой жуткой мертвой улыбкой: растянув рот до ушей, Заваркина не меняла выражения глаз, от чего становилась похожей на злодея из комиксов.
«Все кончено», — подумал Колдырев и внезапно страшно закашлялся. На его губах выступил кровавая пена.
— О, Господи, — воскликнул адвокат и успел поймать заваливающегося набок клиента. Обвинитель замолчал, а пожилая скучающая судья приподнялась со стула.
— Это инфаркт, — сказала Заваркина, выключая диктофон, — пошарьте по карманам, у него должен быть нитроглицерин.
Адвокат посмотрел на нее и нерешительно залез Колдыреву в пиджак.
— Давайте ему по таблетке каждые десять минут до приезда скорой, — Анфиса встала и подошла к деревянному барьеру, — и не забудьте ее вызвать…
Охранник уже набрал номер и проорал в трубку что-то про сердечный приступ. Заваркина закинула на плечо сумку, перегнулась через перила и, дотянувшись до уха Колдырева, едва слышно прошептала:
— Надеюсь, вам не понадобится томограмма.
Внезапно освободившиеся полчаса Заваркина провела в холле здания суда, набрасывая статью. Она сидела на мягких креслах, пила дрянной кофе и даже успела пронаблюдать, как Колдырева грузят в «скорую», которая приехала в течение шести минут — наверно, охранник обмолвился, что беда случилась с вице-губернатором. Когда за ним захлопнулась дверь и карета, отчаянно мигая и воя, понеслась по проспекту, адвокат Колдырева обратился к Заваркиной.
— Я прошу вас не публиковать пока никаких материалов, — внушительно сказал он.
— А я ничего не делаю, — пропела Заваркина, — я письмо брату пишу. Не верите? Сами посмотрите.
Анфиса повернула к нему лэптоп. На мониторе действительно висело окно браузера с открытой почтой. Адвокат кивнул и отошел, Заваркина улыбнулась, сохранила написанное и встала. Ей предстоял нелегкий разговор с Зульфией.
— О чем ты думала? — и правда воскликнула та, услышав отчет о заседании, — ты знала, что у него ишемическая болезнь?
— Нет, откуда? — для пущей убедительности Заваркина помотала головой, — на журфаке диагностике не учат.
— Я не опубликую материал, — отрезала Зуля.
— Я продам его другому изданию, — пожала плечами Заваркина.
— Тебе это не кажется неправильным? — Зуля уставилась на нее возмущенным взглядом, — он же в больнице!
— Исходя из того, что он украл больше ста миллионов из бюджета на здравоохранение, мне кажется это ироничным, — усмехнулась Заваркина.
Зульфия едва сдержала улыбку.
— Я не опубликую этого, — повторила она.
— Я поняла, — сказала Заваркина, — если ты сегодня не ставишь в номер эту чудную статью, в которой каждое слово истина — и даже, ей-богу, выражены соболезнования семье воришки — то я отправляю ее в «Последнюю правду». Стану региональным редактором вместо тебя. Будешь знать…
Заваркина коварно улыбнулась.
— Это шантаж! — объявила Зуля и для пущей убедительности ткнула в Анфису пальцем, — я не позволю тебе себя шантажировать!
Заваркина пожала плечами с напускным равнодушием, открыла ноутбук и принялась дописывать сегодняшнее письмо для Васи. Зульфия смотрела в окно, напряженно размышляя.
Тишину разрезала телефонная трель. Зуля отвернулась от окна и ошалело оглянулась по сторонам. Заваркина тоже оторвалась от ноутбука, нахмурилась и вытянула шею. В век, когда все разговоры ведут по мобильным или по электронной почте, звонок стационарного телефона воспринимается как большое событие. Зульфия взяла трубку, сказала вежливое «Алло» и принялась слушать. За тридцать секунд, что она молчала в трубку, выражение ее лица сменило несколько гамм чувств и оттенков: начиная с серьезного и сосредоточенного выражения «деловой колбасы» и заканчивая усмешкой а-ля Анфиса Заваркина. Наконец, она не вытерпела и включила громкую связь.
— Важные люди могут пострадать, — раздался из спикера голос Игоря Кныша, — ты должна повлиять на мою жену…
Заваркина усмехнулась.
— Я тебе ничего не должна, — отрезала Зульфия, — я у тебя ничего не занимала, насколько я помню…
— Я дам тебе развод, — вдруг громко сообщила Заваркина, — без претензий на кофейню и другое твое жалкое имущество, если ты больше никогда не заговоришь о Колдыреве и этой публикации.
Кныш замолчал. Из спикера раздавалось его напряженное сопение: предложение было соблазнительное.
— И возвращайся к Яшке, он тебя ждет, — подзадорила его Анфиса.
— Идет, — сказал он, — а ты… подумай о ребенке.
— Тебе-то что за дело? — насмешливо отозвалась Заваркина, но Кныш уже бросил трубку.
Зуля двумя пальчиками положила трубку на место и нажала на кнопку громкой связи так быстро, будто боялась, что та ее укусит.
— Почему вы поженились? — спросила она удивленно.
— Я вышла из роддома, без работы и без гроша, — ответила Заваркина, возвращаясь к письму, — мы с ним однажды разговорились под коньячок и принялись жаловаться друг другу на жизнь. Я — на безденежье и беспросветность, а он на то, что ему отец-гомофоб не хочет ссужать деньги на открытие кофейни, пока тот не женится. Вот мы и помогли друг другу. Без него я бы так и висела на твоей натруженной шее.
Зуля улыбнулась и неосознанно потерла загривок, как будто Заваркина там и сидела все эти семь лет. Едва она успела закурить, как телефон снова зазвонил. Не желая даже напрягаться, Зуля сразу ткнула на кнопку спикера.