— Откуда ты знаешь о сказке про репку? — спросил Кирилл у Сони.
— Слышала от кого-то из своих, — пожала плечами та, — как и про книгу, написанную верующими сотрудниками ФСБ. Она называется «О пагубном влиянии «Поттерианы».
— Чего только не придумают, — вздохнула Дженни.
— Сегодня в пабе вечеринка, в честь дня знаний, — Егор повернулся к друзьям, — я пою, приходите.
— Нам нельзя, нам нет семнадцати, — выдала Дженни их традиционную фразу.
— Я вас проведу, — пожал плечами Егор, — как обычно.
В «Медной голове» действительно делали послабление для тех, кому уже исполнилось семнадцать. Им разрешалось посещение, но было категорически отказано в выпивке. Однако, Егор улаживал и этот вопрос.
— Раскрасьте физиономии, чтоб никто и не подумал, что вы — школьницы, — съехидничал Кирилл, — я приду.
Кириллу уже исполнилось восемнадцать, и он не упускал случая подколоть девчонок.
— У меня балет, — обреченно произнесла Соня.
— Смотрите, — вдруг произнесла Дженни и указала куда-то в угол.
У фронтона школы стоял тот крошечный мальчик-первоклашка, чудом избежавший режиссерского гнева. Он сосредоточенно рассматривал вывеску, гласившую о том, что в конце позапрошлого века в здании школы Святого Иосаафа помещалась женская гимназия.
— Малыш, ты как? — подойдя на несколько шагов, ласково спросила Дженни, — все в порядке? Тебя наказали?
— Я не малыш, — серьезно ответил первоклашка и с интересом посмотрел на Дженни, — я — Вася Заваркин.
С этими словами он протянул Дженни чистую ладошку, которую та сердечно пожала.
— Очень приятно, Вася. Я — Дженнифер, — Дженни улыбнулась, — приятно встретить в наше время хорошо воспитанного мужчину.
Вася со значением кивнул.
— Я маму жду, — продолжил Вася светскую беседу.
— Кто твоя мама? — заинтересованно спросил подошедший Егор.
— Журналист, — важно ответил Вася, — а вот и она.
Дженни обернулась и увидела высокую, стриженую почти налысо женщину, выходившую из школы. На ней были квадратные хипстерские очки со стеклами без диоптрий, белая блузка, расстегнутая чуть больше, чем нужно, черные брюки-дудочки и черные кожаные балетки, стоившие целое состояние.
— Привет, — сказала она Васе глубоким чуть хрипловатым голосом. Она подала руку Дженнифер точно таким же высокомерным жестом, каким за секунду до этого сама Дженни пожала Васину ладошку.
— Анфиса, — представилась она.
— Дженни, Дженнифер.
— Егор, — вставил реплику Егор, поглядывая на ее грудь.
— Ваши друзья? — Анфиса с усмешкой кивнула на стоящих в отдалении Соню и Кирилла. Последние смотрели на Анфису во все глаза. — Ладно, увидимся еще. Васька, пошли.
Васька помахал Дженни ладошкой и ухватился за штрипку брюк матери. Они вышли за кованые ворота со львом с факелом в лапе и пропали из виду. Дженни вернулась к ребятам.
— Красотка, — восхищенно прокомментировал Егор.
— О да, — поддакнул Кирилл.
— У тебя слюнка потекла, — насмешливо сказала Соня ему, указав на подбородок.
— Откуда я ее знаю? — вдруг сказала Дженни.
— Ее все знают, — тихо сказал Кирилл, — Анфиса Заваркина. По профессии — стервятник. Несколько лет назад разорила нефтехимический концерн, опубликовав какие-то секретные документы. Училась в Иосаафе, когда он еще не был Иосаафом.
— Когда он был женской гимназией? — насмешливо спросила Соня.
— Сколько ей, по-твоему, лет?
— Тридцать.
— Шестьдесят, она просто хорошо сохранилась.
— Не удивительно, что малыша не наказали, — сказала Дженни с облегчением.
— Ладно, — Егор хлопнул в ладоши, — увидимся у черного входа «Медной головы» в девять. Не опаздывайте!
Глава третья. Интервьюер в красной куртке
О ней ходили легенды. То были не легенды о храбрых подвигах или благих деяниях, а просто слухи, появившиеся от недостатка информации и к тому же сильно преувеличенные.
Одни касались ее внешности. Кто-то говорил, что она огромного роста, очень тощая и совсем лысая, потому что в юности носила дреды, и все ее волосы выпали. Кто-то утверждал, что она — маленькая, полноватая, с обыкновенной, ничем не примечательной короткой стрижкой.
Другие слухи домысливали ее возраст. Кто-то говорил, что ей девятнадцать или двадцать, кто-то — что около сорока.
Единственное, в чем очевидцы ее поступков и пострадавшие от ее настырности важные персоны были единодушны — у журналистки в красной куртке было очень приятное лицо. Когда же кто-то заинтересованный пытался выяснить, что в нем приятного, упоминая все каноны нынешнего — пухлые губы, прямой нос, высокие скулы, миндалевидные глаза — видевшие ее пожимали плечами и говорили:
— Не знаю. Просто приятное.
Истина, как водится, была где-то рядом. Анфиса роста была ни маленького, ни громадного, а просто высокого. Она не была ни полна, ни худа: просто не любила спорт, имела ребенка и слабость к фаст-фуду. На голове у нее действительно был строгий и экстремально короткий «ежик».
Лицо ее было красиво, но совершенно не запоминалось. У нее не было никаких особенных губ, глаз или скул. Бывало, что мужчины засматривались на нее и говорили восхищенное «Вот девка!» и не могли оторвать взгляда. Но стоило им на секунду отвернуться, они тут же забывали ее. Она была из тех женщин, которые оставляют не воспоминание, а послевкусие, мимолетное впечатление.
— Я просто-напросто симметричная, — шутила сама Анфиса в кругу близких, скаля мелкие зубы.
Она надевала красные покровы только в те моменты, когда хотела себя представить как журналиста — эдакая текстильная визитная карточка. Одежки, естественно, были разных форм и оттенков: и алые, и винные, и цвета брусники. Зимой — лыжная с опушкой, весной и осенью — легкая ветровка, кардиган или плащ. Летом она могла позволить некоторое допущение и обтянуть красным крепкий зад или надеть сильно декольтированную малиновую майку. Эта скандальная майка в сочетании с ее трогательным ежиком, длинной шеей и аппетитными грудями, создавала настолько соблазнительную картину, что однажды некий промышленник, на чью пресс-конференцию она заявилась, замолчал на полуслове и принялся судорожно вытирать пот со лба.
Другая группка слухов относилась к ее семье. Вроде был когда-то у нее брат, который погиб при странных обстоятельствах. Вроде была еще и младшая сестра, которая связалась с бандитами и укрылась где-то за границей. Еще у Анфисы был сын, рожденный неизвестно от кого, но уж точно не от нынешнего официального мужа. В общем, слухи о личной жизни Анфисы Заваркиной оказывались еще более путаными, чем слухи о внешности и возрасте.
Третьи легенды — самые правдивые — нарекли ее «профессиональным стервятником». Когда в городе происходило что-нибудь, пусть даже скучное и унылое на обывательский взгляд — незначащее заседание, рядовая пресс-конференция — и появлялась Анфиса в красном, все понимали — быть веселью.
Она обладала особым даром проскальзывать даже на самые закрытые мероприятия, причем только легальным путем. Сколько бы ни грозили «волчьими» билетами власть имущие своим пиар-менеджерам, сколько бы не предупреждали они редакторов всех областных СМИ, у Анфисы все равно оказывались неподдельные проходные билеты. Всюду. На ее имя. Особое удовольствие ей доставляло наблюдать физиономии организаторов, когда она выуживала приглашения за их же подписью.
Однако, когда она снимала свою красную шкуру, то становилась практически незаметной.
Однажды она умудрилась поймать заместителя губернатора Полкина в бане с девицами. Девицы были не в фокусе, но Полкин вышел отлично: добрый, распаренный и красный.
Он был очень зол, крыл «эту краснокурточную» последними словами (самыми мягкими из которых были «гребаная шлюха») и требовал удалить публикацию отовсюду. Но разве можно что-то убрать из интернета? Фото и текст — едкий, но гладкий — в мгновение ока расползся по блогам.