Паб «Медная голова» не был каким-то уж особенно шумным или разухабистым. Да, оттуда нередко вываливались вдрызг пьяные личности, особенно в танцевальные вечера, когда выпивка была за полцены. Однако, в «Медной голове» не бывало безобразных драк, битого стекла и загаженных туалетов. Каждый день (за исключением дня Святого Патрика) сюда наведывались приличные люди. Ведь закусывать пятнадцатидолларовую пинту ирланского стаута тарелкой двадцатидолларовых куриных крыльев могли только очень приличные люди.
Словом, здесь можно было вкусно поесть днем и крепко выпить вечером, и вскоре после открытия паб «Медная голова» стал аналогом выражения «хорошо провести вечер» и самым жутким ночным кошмаром Ангелины Фемистоклюсовны.
Школьники повадились бегать в паб по вечерам. Когда туда набивалось много народа, они проникали по одному так ловко, что даже дюжие и зоркие охранники в майках с надписью «IRA Undefeated Army» не могли отследить всех. Тогда Ангелина Фемистоклюсовна договорилась с хозяином заведения, чтобы школьникам младше семнадцати хотя бы не продавали пиво. Тот, посмеявшись, согласился. Бармены были четко проинструктированы, однако, пиво все равно утекало к школьникам через тех, кто уже достиг рубежа вседозволенности.
Отчаявшись, Ангелина лично стала посещать «Медную голову». Морщась от громкой музыки и щурясь от табачного дыма, она вертела головой по сторонам, как филин, высматривая своих подопечных. Те хихикали и прятались в туалетах, за пианино, под стойкой, в курительной комнате, куда Анафема заглянуть не догадывалась. Но иногда ей удавалось вывести парочку совсем уж бесхитростных пьяниц, в основном, из девятого класса.
Только Егору позволялось официально посещать «Медную голову» по разрешению его отца. Он был фронтменом группы «Undertakers» и, положа руку на сердце, любимчиком Анафемы. Она, конечно, хмурилась, когда видела его с пинтой пива и морщилась, услышав в его песне грубое слово, но на их отношения это никак не влияло. Она продолжала считать Егора очень интересным юношей.
В паб открыто приходил и Кирилл. Ему уже исполнилось восемнадцать.
— Если бы не исполнилось, я бы все равно приходил, — говорил он, немного рисуясь.
Именно эти двое составляли интерес Анфисы Заваркиной этим вечером. Она и Зуля сидели на втором этаже в углу, на мягких диванах коричневой кожи, под знаменитой рекламой темного ирландского пива — нарисованным туканом со стаканом на клюве. Плакат был обрамлен в темное дерево.
Дамы пили по третьему коктейлю. То была знаменитая на весь город Б «Ирландская республиканская армия» — смесь виски и сладкого сливочного ликера — достаточно деликатный коктейль, чтобы его любили барышни и достаточно крепкий, чтобы барышни от него румянились, словно августовские яблочки.
— Не хочу больше этой бабьей мякоти, — заявила Заваркина, заглядывая себе в стакан, — хочу чистого виски! Эй, офисьянт!
— Офисьянт? Это по-французски? — спросила Зуля, — если ты угощаешь, то я тоже хлебну чистого.
— Я угощаю, — пробурчала Заваркина и замахала официантке так интенсивно, будто сажала самолет, — и это не по-французски, это по-заваркински.
— Вечно твоей фамилии всё самое интересное достается, — Зуля вытряхнула в глотку последние капли «ирландской армии», — а мне?
— А ты попробуй от своей фамилии наречие образовать!
Когда Зуля объявила, что выходит замуж за Зузича, Анфиса надорвала живот от смеха, придумывая ей разнообразные клички в течение вечера.
— Дык расскажи мне, — Зуля шлепнула Заваркину по руке, когда официантка в зеленой футболке с надписью «Kiss me I'm irish» приняла заказ и отошла, — что там с твоим Яичкиным?
— Ну, в общем, представь, существует проект, согласно которому все самое интересное из жизни школьников изымается и заменяется чем-то очень скучным, выхолощенным и наскоро придуманным. Псевдорусским, квазиславянским или недоправославным.
— Я знаю чуточку больше, — вкрадчиво сообщила Зуля.
— Духовная безопасность. И я про нее знаю.
— Так! Заваркина! С кем ты спишь?! — завопила Зуля.
— Два по тридцать пять и две пинты «Гиннесса», — объявила подошедшая официантка.
Заваркина хитро посмотрела на Зулю, невыносимо любопытную дагестанскую женщину, которая терпеть не могла, когда кто-то знал больше нее.
— Я не считаю этот проект таким уж дурацким, — оскорбленно протянула Зуля.
— Он отнимает у людей всё интересное разом, взамен предлагая скучное, — просто объяснила Заваркина, — то, что скучное в данном случае совпадает с «чисто русским» — так это случайность.
— Почему скучное?
— Потому что искусственное. Придуманное. Люди не сами подходят к культуре, ее им навязывают насильно. Причем навязывают одни названия, без содержимого. Например, праздник этих Хавроньи с Петром. Интересного-то что надо делать? Как и кому в любви признаваться?
Зуля пожала плечами.
— Вот-вот, — ткнула пальцем Заваркина, — название придумали, а как праздновать и как отмечать придумать забыли.
— Ну, как отмечает русский человек…
— Глубокомысленно произнесла женщина по имени Зульфия, — хихикнула Заваркина, тут же получив тычок.
— Никто не заметит, — возразила Зуля, — это просто документ. Ну, уберут ночные клубы свои афиши с тыквами и всё.
— «Святоши» заметят, — улыбнулась Заваркина в пиво.
— Кто?
— Ученики Святого Иосаафа.
Заваркина закурила, откинулась на спинку и прежде чем «завести варганчик», снисходительно уставилась на Зульфию. Зуля сложила руки на груди, нахмурилась и тоже откинулась на спинку дивана. Вся ее поза выражало упрямое «Никто не может знать то, чего я не знаю, а если я чего-то не знаю, то это не важно». Словом, Зуля приготовилась слушать и возражать.
— Милая Зульфия, — начала она, — в школе Святого Иосаафа есть праздники, организованные по одной схеме: Хэллоуин, День Святого Валентина и Пасха. А схема такова: научно-просветительская часть плюс коммуникативная плюс развлекательная.
— А Рождество? — поинтересовалась Зуля, подавшись вперед.
— С Рождеством всегда затык был, потому что дети на каникулы разбегались, и никого невозможно было найти и собрать. Даже на бал.
— Ты под балом подразумеваешь что? Дискотеку?
— А вот и нет! — воскликнула Заваркина, победно улыбнувшись, — слушай же!
Зуля замолчала и тоже закурила. Она не любила долго пребывать в неведении.
— Испокон веков, — мрачно затянула Заваркина.
— Прекращай! — велела Зуля.
— Ладно. Суть такова: два раза в год в школе Святого Иосаафа дается два бала для старшеклассников и один раз устраивается праздник для младшей школы. Когда-то давно попечительский совет школы решил, что проводиться эти два бала будут в самые унылые месяцы учебного года: октябрь и февраль. В общем-то, то, что иосаафовские праздники совпали с Хэллоуином и Днем святого Валентина — чистая случайность. Ну, раз уж так вышло, решил попечительский совет, то почему бы и не позаимствовать правила празднования у буржуйских праздников? Для мелкоты веселье устраивается поздней весной, когда становится совсем тепло. Опишу тебе, любимая моя Зульфия, эти события в порядке возрастания интересности.
Забаву для младшей школы смахивает на католическую Пасху. Третьеклассники, уже важные и взрослые, прячут в парке шоколадные яйца и всякие сюрпризы, а малышня с визгом носится с корзинками и собирает их на скорость. Все остальные — ученики, учители, родители — болеют в сторонке. Шум, визг, мелкие, перепачканные шоколадом — всем весело и беззаботно. Кое-кто из старшеклассников втихаря делает ставки: кто придет первым, кто больше всего яиц найдет. Я видела однажды одного толстого мальчугана, который нашел целую горку шоколада в старом дупле, и вместо того, чтобы нестись к судьям и демонстрировать добычу, сел тут же, под деревом, и съел все подчистую.
Заваркина улыбнулась и продолжила.
— В день Святого Валентина весь день работает почта, через которую школьники обмениваются открытками и записочками. Кое-кто посмелей пересылает игрушки и конфеты. Доставляют это добро специально оторванные от занятий ученики, наряженные купидонами, невероятно раздражающие преподавателей своими появлениями по пять раз за урок. К концу дня, пересчитав пересланные открыточки, объявляют короля и королеву. О, какая это драма! Девчонкам приходится писать самим себе «валентинки», только чтобы не уступить трон заклятой подружке. Со мной в параллели училась девушка Вика, которая, прознав, что я получила пятнадцать штук, написала самой себе аж девяносто! Бедолага! Васька ее раскусил и злобно высмеял, как только он и умеет, прям на церемонии награждения. Она расплакалась, но корону не отдала.