Когда-то нечто подобное произошло и со мной.
— На ринг, чайник, — хриплым, как с похмелья, голосом скомандовал невысокий, лысоватый мужик лет сорока.
— Чайник? — к тому времени всего-навсего чемпион округа и призер «вооруженки» по рукопашному бою, я удивленно посмотрел на этого недомерка. — Ну-ну, — быстренько пронырнул между канатами. — Ограничения?..
Все тогда закончилось для меня грустно и очень быстро. Более-менее придя в себя, я понял, что инструктор все-таки оказался прав и больше, чем на чайника, я не тяну. Понял и начал учиться. И эти поймут, кто поймет.
Завтра я покажу им, как надо стрелять, работать ножом и еще что-нибудь. Вот тут-то они придут в полный щенячий восторг. Поговорят со старшими, те им кое-что обо мне расскажут. А уж после этого обращаться ко мне все они будут исключительно на «вы» и именовать не иначе, как Мастером. Не скрою, это приятно, хотя и небезопасно.
Для того чтобы вернуться на грешную землю и не очень-то задирать нос, мне приходится время от времени созваниваться с одним обезжиренным человеком по фамилии Лопатин, заезжать в скромный зальчик на Академической и отрабатывать с ним пару-тройку раундов в режиме неполного контакта, потому что работать в полный контакт с этим моим приятелем я никому не советую. Попрыгаю с ним по рингу, посижу на пятой точке, может быть, даже немного поваляюсь на настиле и сразу же все вспомню. Прежде всего, то, что никакой я к черту не мастер и, если честно, никогда им и не был. В недавнем прошлом я действительно был достаточно приличным бойцом, мне иногда даже кажется, что вдвоем с моим бывшим напарником, коллегой, мы все же смогли бы уработать Володю. А может, и не смогли бы, потому что он действительно, с самой большой буквы Мастер, хотя сам это старательно отрицает.
После всех этих унижений мы идем в баню, и я угощаю собравшихся самым лучшим чаем, который смог приобрести. А они, сволочи, за это надо мной издеваются.
— Гигант! — восхищенно восклицает один старый хрен и закатывает глазки. — А ну-ка, согни ручку. Красота! А теперь покажи спинку. Блеск! — и заливисто хохочет.
Этот дед давно уже не тренируется, просто приходит в зал и неторопливо прогуливается. С двухпудовыми гирями. Гуляет себе, глазеет по сторонам и между делом их поднимает. Гуляет и поднимает, поднимает и гуляет.
— А шея, — обязательно подхватывает второй старый головорез. Тот, в отличие от первого, иногда еще даже прыгает по рингу в стареньком спортивном костюме с четырьмя ностальгическими буквами на спине. — Нет, ты глянь, какая у него шея, — кладет на нее хилую ручонку и слегка сдавливает, перекрывая кислород.
— Может, хватит? — жалобно ною я. — Честное слово, достали.
— Не рыдай, — сурово отвечают мне. — Стал красавцем, так терпи.
Три года тому назад вертолет, в котором я находился, вдруг взял да навернулся о землю. Меня как следует поломало, настолько, что врачебная комиссия без колебаний признала майора Ильина Н. К. абсолютно негодным к дальнейшей службе в рядах непобедимой российской армии. Полгода я отвалялся по госпиталям да больницам, потом выписался оттуда и заковылял по жизни, приволакивая обе ноги сразу и мучаясь бессонницей от болей в спине. Меня тогда здорово выручил один знакомый, друг Володи Лопатина, Саня Котов. Этот пройдоха каким-то образом умудрился, минуя все очереди, протолкнуть меня к известному на Москве доктору Львову. После второго сеанса боль стала отступать, после четвертого я заснул в десять вечера в субботу и проснулся в пять утра в понедельник. Еще через месяц боли прекратились. Совсем.
— Неплохо, признаться, даже и не ожидал — сказал Сергей Иванович в нашу тогда последнюю встречу и вдруг ткнул меня пальцем в живот.
— Ой.
— То-то и оно, что «ой»… — сурово молвил доктор, — вам надо хорошенько закачать пресс, — и добавил: — а заодно и спину.
— Сделаем, доктор.
— Ну, так идите и делайте, — как любой выздоровевший любому врачу, я был ему уже совершенно не интересен. — Котову привет.
Свободного времени тогда у меня было навалом, поэтому я целый год не вылезал из спортзала. Как следует отработал собственный живот, спину, а заодно и все остальное: руки, ноги, шею, крылья и хвост. Через год я стал передвигаться по жизни походкой пингвина и протискиваться в дверь исключительно боком. Потом опомнился и принялся сушиться. В итоге здорово похудел и заделался рельефным как уши у культуриста, но все равно раза в полтора шире, чем был раньше. С тех самых пор ловлю на себе восхищенные взгляды бальзаковского возраста дам, когда гордо шествую по пляжу в сторону водоема и обратно.