— Доброе утро, Трэго, — бодро, как ни в чем не бывало, улыбнулся староста.
— Привет, Фидл. Хомт, — кивок главе безопасности.
Я решил не церемониться и оставить вежливое «вы» для кого-нибудь более официального и требующего такие манеры. А мы пережили серьезную ночь и, нутром чую, еще не раз предстоит попасть в «горячий период» [45].
— Ждорова, парень. Лихо мы их вчера уделали-то, а? Жалко пацанов, как есть жалко. Хорошие ребята были, достойные. Да прими их непобедимый Гебеар в свое войско! Мы планировали, что все будет попроще… Кто ж знал?
«Кому как не вам знать про творящееся здесь!» — собрался было крикнуть я, но не стал. Если они не имеют возможности предугадать исход, следует ли повышать голос и хаять людей?
Фидл прервал его:
— Как твое самочувствие, дружище? Ох и ловко ты вчера показал им. Такого от тебя не ожидал никто. Мы переживали и беспокоились о твоем здоровье. Тобой овладела горячка, ты беспрерывно повторял что-то про пастухов и выглядел сердитым. И это в бреду!
Я не стал комментировать его слова. Голова пуста и в ней копошатся только две мысли. Первая — когда Хомт снял челюсть и, самое главное, зачем? А вторая…
— У вас не найдется куриного бульона?
— Конечно.
Староста ушел; в комнату проникли глухие командные фразы, чьи-то ноги затопали по деревянному полу, загремела посуда. Хомт взял стул и пододвинулся ближе к кровати.
— Ну что, колдун, предположения какие имеются, не? Чаво им надо-то? Эх, ешли бы не дурак Кмар, то все могло пройти почище! Совсем молодняк нервный пошел, етить его узлом! Сдал парень, сильно шдал… За то и поплатился…
Беседы подобного рода — не самое приятное, с чего можно начать день. Состояние мое хуже, чем после разгульной ночи, а внутри черепной коробки словно налита тягучая патока. О каких размышлениях может идти речь?
— Предположений пока никаких. К сожалению, один день это мизерно, чтобы делать какие-то выводы. Эх… Придется мне здесь задержаться… — но в комнате никого, кроме меня самого, мои проблемы и состояние не заботили. Можно не стараться. — На самом деле меня смутило, что они шли точно зомбированные марионетки. Ни до чего им не было дела, а нас они как будто и не видели. А вот когда Кмар выстрелил в одного, то они прям с цепи сорвались. Как будто… Как будто заклятие спало, — сомневаясь, проговорил я.
— Они поштоянно так, словно шобаки чумные! Как взревут, как осклабятся — аж мурашки по заднице!
— Кстати, насчет их агрессивности — мерги никогда этим не отличались. Я читал про них в разных источниках, но нигде не упоминалось про присущее им безумие берсеркеров. Это меня тоже настораживает.
— Дык мы уж к этому привыкли! Я потому ребят-то и позвал. Дело-то знамо чем пахнет!
— А почему бы вам не испечь второй торт и не поставить его где-нибудь у края лесочка? Ну, вроде как дани, подношения или чего-нибудь еще…
— Да упаси Сиолирий! И в торте ли дело? Ты знаешь цену муке? Клянусь камнями Мокрых Штен! И так вон штали только последние нешколько лет раждавать нашим помаленьку — вроде как государственной доплаты. Нотации.
— Дотации?
— Ага, ее. Поди переводить ее на дурняков болотных! Так-то оно, может, и полегчает да обезопасимся, а ешли поганее будет? И напостой готовить им? А не жирно ли? Деревня, считай, жа счет муки и живет.
— Мало ли. Вдруг бы они отстали?
— Ну, милый мой. Шибко много вдругов и одни бы, бы и бы. Я, жнаешь ли, тоже мог бы быть бабушкой, ешли бы не…
Вернулся староста. Взяв стоящую в углу табуретку, он тоже подсел поближе к нам и присоединился к беседе.
— Трэго, суп почти готов. Тебе принести или ты в состоянии?
В его осторожном тоне читаются неудобство за сложившуюся ситуацию, толика извинения и, быть может, стыда. Фидл говорит тише обычного, подбирая слова, точно неопытный парень на первом свидании.
Я осторожно встал. Голова покруживается, но ходить можно. Никаких дополнительных последствий после моих медленных шагов не обнаружилось.
— Нормально… Сейчас приду.
Все понимают, что мне суждено остаться в деревне на неустановленное время. И как бы я ни хотел отправиться дальше, сделать это я не смогу. Воспитание не то, наверное. Как можно бросить на произвол судьбы жителей, чья жизнь регулярно омрачается нападками болотников? Жаль каждого малого пахаря, жаль старосту — видно как он переживает, но ничего не может поделать. Жаль погибших, ибо теперь они тяжким ярмом довлеют надо мной, над Хомтом, над каждым причастным… Бессилие воцарилось в само́м сердце деревни. И простят мне писцы героических эпосов такое высказывание, но кто, если не я, поможет этим людям? Я не возлагаю никаких надежд, но знаний-то у меня определенно побольше. И даже если я потерплю поражение, умру или уйду, оставив за спиной необъяснимую причину проклятия, перед самим собой я буду честным и мне не за что будить корить себя. Когда я смогу сказать, что все, я сделал все, что мог — тогда и только тогда будет правильно.
45
«Горячий период» — старинное выражение пограничных отрядов Ольгенферка. Имеется в виду битва. С самой разной периодичностью с севера на границу нападают вооруженные отряды Отринувших. Дикари не сведущи в военном ремесле, их бойцы не скрываются. Из-за обилия факелов во время боя становилось жарко, отчего и было дано такое название. Сейчас крепости обзавелись стенами, и стычки быстро пресекаются еще у самой прибрежной полосы.