Но этого было мало. Неисчислимое количество тварей погибало, но гораздо больше тварей занимали места покойных. Друиды умирали от истощения. Они теряли концентрацию, защита давала сбой. И при том, что бой получился долгим и тяжким, один погибший друид приравнивался к полутысяче гестингов. Зеленый Народ знал, что даже при таком размене их сил не хватит. Он понимал, что шел на верную смерть, но никто не ожидал такого наплыва монстров. Тогда-то защитниками и было принято решение, ставшее легендой. Пока их верная боевая подруга Природа из последних сил сдерживала натиск врага, друиды совершили обряд самоубийства. Это было не бегство от безысходности или проявление слабоволия, не просто выход из ситуации или избавление от мучений. То было страшное заклинание, обряд, отголоски последствий которого не утихают и сейчас. Друиды превратили себя в сам яд. Тела их становились мягкими и рыхлыми, в жилах потекла не кровь, а отрава. Они расплывались по воздуху, тая, как снежный страж [54]. Яд отравил само нутро атакующих, они падали, хватаясь — если позволяли конечности — за горло, их душило и сжимало. От массы трупов земля чудом не прогнулась и не проломилась. Дорогу и окрестности завалило мертвецами, да так плотно, что армия потратила целых два дня и две ночи, чтобы преодолеть этот барьер, плотину, воздвигнутую из покойников. А Зеленый Щит опал на землю мертвыми невесомыми частицами, навеки найдя себе здесь последнее пристанище.
Ветродуй перевел дыхание, выпил. Из него вышел чудесный рассказчик, как будто легенду повествовал не пьяный сторож мельницы, а историк или преподаватель. Когда все было кончено, он снова стал «обычным» — ни тебе вычурных фраз, долгих красивых предложений и захватывающих сравнений и оборотов.
— Вот тебе одна из версий, стало быть, того, почему наша пшеничка такая знатная — земля до сих пор помнит и хранит память прошлого. Друиды присыпали собой земельку, послужив, простите Боги, удобрением. А…
С ужасом осознав, что именно он произнес, челюсть его отвисла, глаза округлились. Руки затарабанили по столу, ноги застучали о пол. Он налил полкружки и проглотил словно холодную воду в жаркий день.
— Нда… Знавал я легенду о падении друидов, но чтобы такую… Я-то думал, что они исчезли раньше.
Так почему же я об этой легенде ничего никогда не слышал? По идее, если взять во внимание тот факт, что эти события имели место в истории, то где же те люди, которые донесли бы правду, зафиксировали факт случившегося? Даже пускай это вымысел, но какой красивый! Не может ведь он остаться незамеченным! Где сказания и переход из уст уста сквозь поколения?
— А сюда остальные студенты приходили? — спросил я Ветродуя.
Не дождавшись ответа, я обернулся — он спал, широко раскрыв рот.
— Ясно… Ну, спасибо за рассказ. Ты не услышишь, а перед собой я останусь вежливым. Счастливо.
Покинув мельницу, я бегом направился к березовой посадке, но осекся и сбавил шаг. Мысль о том, чтобы идти в Малые Пахари пешком меня отпугивает. Хватит, находился. Ценна каждая минута. Пока я поймал клубок за торчащую нитку, нужно поспешить его размотать.
Сперва пришедшая мне в голову идея показалась абсурдной, сумасшедшей и технически неосуществимой. Спонтанно разработанный метод подошел бы какому-нибудь архимагу-авантюристу, редко дружащему с головой. Но потом я вспомнил, что нахожусь на поле — в эпицентре магического генератора, пусть и не всегда стабильного. И где бы мне найти оправдание, чтобы идея стала адекватной? Боюсь, не смогу. Она и вправду чокнутая. От предвкушения задуманного сердце застучало быстрее, кончики пальцев начали покалывать, а голова слегка закружилась. Снова это пьянящее чувство. Ознаменование прихода того Трэго, иного.