Дромгр сник. Возможно, в глубине души он питал надежду вернуться в родные земли, но увы.
— Что случилось с болотами?
— Неизвестно, — я пожал плечами. — Человек застал то место полным песков и гигантских каменных останков. Исследователи из Ока Неба все еще засылают экспедиции, находят минералы, по своему составу принадлежащие морю. Тонны окаменелого ила, ужасная вонь и остатки неизвестной цивилизации — вся их добыча. А Переправу Смерти так и назвали — найденные конструкции похожи на некогда построенный мост. По сей день там находят трупы падших путников, сломавших ногу или разбивших голову среди обломков.
— Наш дом…
— Мои соболезнования…
Мерг тяжко вздохнул. Его соплеменники склонили головы в знак скорби. Погиб дом не только одного Дромгра, но всего племени. Всех мергов.
— Мы отбивали атаки. Одну за одной, одну за одной. Удачное расположение моста вкупе с отличными укреплениями помогли нам. Слаженность нашего народа оказала неслыханное сопротивление. Несогласные были свергнуты, их армии усеяли трупами все от запада до востока. В последнюю атаку они шли без оружия, без доспехов, опустив руки. Почти у самых стен перед Мостом Надежд лидвольцы с криками «не согласны до самой смерти!» зарубили друг друга. Они всаживали клинки в горла рядом стоящим, отсекали головы, сворачивали шеи. С улыбками, победно, будто своими действиями выигрывали войну… Исход показал, что так оно и было. Их жертвоприношение породило на свет мощнейшее в истории Ферленга заклинание.
— Что-то мне это все напоминает… — пробубнил я, неторопливо почесывая макушку. — Не первый случай, про который я слышу. Раньше что, так популярны были размены жизней на магию?
— Как сказать. Раньше магия была сильна, но однообразна. Желающий достичь недостижимое менял свою жизнь на результат. В те времена даже не обладающий крупицами волшебства мог творить ценой тела и самого своего существования.
Хомт кашлянул. Взгляд выражает: «Мы не на светской беседе!» Он выглядит продрогшим, а Фидл ежится и едва не стучит зубами. Сделав короткий перерыв, я и сам заметил, что немного дрожу — температура стремительно падает. Ночь холодна, зато неопасна.
— Наверное, тогда смертность была высока? — спросил я, погружаясь в беседу.
— Было дело, энтузиасты в те годы славились своей одержимостью.
Староста подался вперед:
— Так что стало после самоубийства лидвольцев?
— Одна из рас — вы все равно не поймете, о ком речь — сразу исчезла с лика мира, словно ее никогда не существовало, другая разлетелась облаком насекомых. Третья… Представители еще одной расы расплавились, расползлись зловонными жижами… Еще… Нет, не решусь я вспоминать. Сколь старательно я забрасывал образы на самые задворки памяти, лишь бы никогда к ним не возвращаться! Скажу лишь, что мы всегда славились магическим иммунитетом, хоть и не обладали способностями к волшбе. Сила сознания с рождения выстраивает щит, сквозь который не просочится ни одно заклинание. Но даже нам, мергам, не получилось воспрепятствовать эффекту того проклятия — наш разум затуманился. Мы потеряли мудрость, накопленную веками, мы потеряли дар речи, способность трезво мыслить… — Дромгр шлепнул кулаком по котлу, оставив там приличных размеров вмятину. — Мы превратились в тупых животных, кровожадных, нещадных и бестолковых!
Лицо болотника побелело, татуировки стали видны отчетливее. От частого дыхания его огромный живот напомнил бьющееся сердце. Переведя дух, мерг продолжил:
— Это в прошлом. Чего сейчас распыляться, если содеянного не повернуть вспять.
— Что же получается? Теперь вся ваша раса вновь стала разумной, какой некогда и была?
— К сожалению, нет… Не все так просто. Свершившаяся процедура локальна. Те, кто принял дым в себя, освобождаются от наложенного проклятия. При всей нашей численности вам столько торта пришлось бы испечь, чтобы смог исцелиться весь наш род…
— Ага, это что же, вы… — подал было голос староста, но Хомт оказался проворнее.
— Обожди, старина Фидл. Чего это вы всегда приходили разными составами к нам на праздник, убивцы? То десять, то тридцать?
— Во-первых, мы не убийцы. Попрошу нас больше так никогда не называть. У меня нет оправданий, но прошу понять — то были отнюдь не мы. Во-вторых, вам следовало догадаться, что чем больше торт, тем сильнее исходящий от него запах. Вы его вряд ли чуяли. Это не совсем «запах» в том понимании, о каком вы думаете. А мы чувствовали и шли.
— Да Боги! Что же в нем такого?! — я чувствую бешенство. Когда понимаешь, что ты близок, но есть что-то, не поддающееся объяснению и препятствующее логическому завершению — выбиваешься из равновесия. Никаких ступоров, нет!