– Обязательно.
Она широко улыбнулась:
– Мой номер у вас есть. Кстати, сколько здесь спален?
– На этом этаже? Четыре.
– Четыре… как вы богаты… Ох… я это говорю вовсе не потому, что прицелилась выйти за вас из-за денег. Это чистое любопытство.
– Теперь вы испортили мне ночь.
Она снова рассмеялась – и пошла дальше, к тому, что казалось симпатичной гостевой спальней – с кроватью под балдахином и большой картиной с целым полем подсолнухов, насыщенных цветом.
Но на самом пороге остановилась и свела брови.
– Подождите, – велела она и последовала туда, куда вело ее обоняние.
Шагала быстро, удаляясь от лестницы, и снова остановилась в комнате, которая, по-видимому, была хозяйской спальней – с большой железной кроватью серо-стального цвета и смятым синим покрывалом.
– Я не собирался принимать здесь гостей, когда…
– Нет! Стойте здесь!
Она подняла руку и быстро вошла в комнату.
– «Будуар»! – провозгласила она тоном открытия и недоумения.
– У мужчин не бывает будуаров, Лайла-Лу. Только спальни.
– Нет-нет. Духи. Духи Джули, ощущаете?
Он не сразу понял, что давно принюхивается к этому свежему, кокетливому аромату. Но потом уловил более глубокие, чувственные нотки, все еще висевшие в воздухе.
– Теперь ощущаю.
– Это безумие. Господи. Это безумие, но вы правы.
С колотящимся сердцем она стиснула его руку.
– Вы были правы насчет взлома квартиры Джули. Потому что тот, кто вломился туда, побывал здесь. Может быть, и сейчас здесь.
– Оставайтесь на месте, – приказал он, но она не только сильнее сжала его пальцы, но и вцепилась в его руку своими обеими.
– Ни за что, потому что большой храбрый мужчина, который приказывает мне остаться здесь, это тот, кого порежет в клочья безумный маньяк, который прячется в чулане.
Он подошел прямо к чулану, таща ее за собой, и распахнул дверь.
– Никакого маньяка.
– Не в этом чулане. Полагаю, их в этом месте еще двадцать.
Не желая спорить, он вместе с ней стал систематически обыскивать второй этаж.
– Нужно было обзавестись оружием.
– Мой АК-47 в ремонте. Наверху никого нет, и внизу тоже, потому что вы обошли весь первый этаж. И запах сильнее всего в моей спальне.
– Не означает ли это, что спальня – последнее место, где она побывала? Или провела здесь больше всего времени. Она, потому что я не представляю себе киллера, который душится крадеными духами, будучи при этом мужчиной.
– Возможно. Мне нужно проверить мастерскую. Если боитесь, заприте дверь спальни.
– Я не запрусь в спальне. Вы читали «Сияние»?
– Ради всего святого!
Смирившись, он вернулся к лестнице и стал подниматься. Она шла за ним, вцепившись в его ремень.
В иной ситуации большое захламленное и красочное пространство заворожило бы ее. Теперь же она прислушивалась к каждому звуку, готовясь к нападению. Но видела только столы.
Мольберты, холсты, баночки, пузырьки, тряпки. На стене висела массивная пробковая доска, вся сплошь в фотографиях, набросках, наспех нацарапанных записках.
Она почувствовала запах краски, скипидара, мела.
– Здесь много запахов, – констатировала она. – Не знаю, можно ли ощутить духи.
Она взглянула вверх, в большой купол света над зоной гостиной с длинным кожаным диваном, парой столов, лампой и сундуком.
И тревога несколько сгладилась – настолько, что она отпустила его ремень и отступила, чтобы лучше рассмотреть комнату.
Десятки холстов были прислонены к стенам. Она хотела спросить, что вдохновило его написать эти картины, а потом составить таким образом. Что он делает с ними?
Но сейчас, похоже, не время для вопросов.
И тут она увидела русалку.
О, боже, как она прекрасна. И ужасна. Ужасает так, как способна только истинная красота. Она не спасет их, верно? Она не Ариель, ищущая любви, мечтающая о человеческих ногах. Море – единственный любовник, который ей нужен. Она будет хладнокровно наблюдать, как тонут моряки. Если кому-то удастся добраться до ее скалы, его участь будет еще страшнее, чем судьба утопленников. И все же последнее, что он увидит, – ее красоту.
Ей хотелось коснуться этого гибкого, всеми красками переливающегося хвоста. Пришлось заложить руку за спину, чтобы удержаться.
– Как вы назовете картину?
– «Она ждет».
– В самую точку. Интересно, кто это купит? И увидят ли они, что именно вы нарисовали, – или только прекрасную русалку на скалах над бушующим морем?
– Зависит от того, что они захотят увидеть.
– Значит, они не умеют смотреть. И это меня отвлекло. Здесь больше никого нет. Она приходила сюда – и ушла.