***
Ты не приходишь целую вечность — время, за которое я успеваю потерять человеческое лицо, превратиться в животное, загнанное голодом и жаждой, справляющее нужду в одном из темных углов. Ты вынуждаешь меня царапать дверь и кусать губы от отравляющего отчаяния, вдыхать запах немытого тела и стыдиться того, кем я стала. Ты намеренно культивируешь во мне послушание, лишая самого необходимого и выковыривая наружу запрятанные воспитанием и моралью инстинкты — инстинкты, толкающие человека на отчаянные шаги, например, с надеждой сидеть под дверью и молить хотя бы о капле воды. Плакать и смеяться, проваливаясь в горькое безумие, и по несколько раз в день думать о смерти, к которой я приближаюсь с каждой минутой твоего отсутствия.
За дни, что я провожу в одиночестве и в абсолютной тьме, я прошу прощения у тех, у кого не успела его попросить, и прощаюсь с теми, с кем прощаться не собиралась. Я ненавижу маму, так и не пришедшую за мной, и обвиняю весь мир за то, что меня до сих пор не нашли — среди миллионов других, список которых я пополнила. А потом мой сумасшедший мир рушится, всплывая в сознании открывшимся в дверях оконцем, в котором, привыкнув к мутновато-желтому свету, замечаю стоящий на подставке стакан. Плачу от счастья, когда треснувших губ касается живительная влага, и глотаю жадно, забывая про гордость, наплевав на то, что продлеваю свои мучения и даю тебе шанс ломать меня дальше.