— Да, — смотрю на тебя, на то, как ты медленно закрываешь книгу и откладываешь ее в сторону, как склоняешь голову чуть вбок, чтобы рассмотреть мои эмоции и подчинить — одним взглядом, все таким же бездушным и ледяным. В мире нет ни одной вещи, которая смогла бы растопить твое сердце, правда, Алан? Даже гибель красоты не трогает тебя, даже слезы загубленных девушек не вызывают жалость. Потому что ты всего лишь хочешь помочь. Сохранить их красоту, пока ее не отобрало время.
— Тебе нравится его портреты?
— Да.
— Что именно? — ты всегда разговариваешь со мной как с ребенком, с некой снисходительностью и превосходством, будто наперед зная, что я не оправдаю твоих ожиданий, не скажу то, что ты хотел бы услышать, не пойму тебя. Но я и вправду не хочу понимать, иначе я не смогу тебя ненавидеть, перестану видеть в тебе монстра и приму смерть как дар. Это неправильно, слышишь? Все, что ты делаешь и что тебя окружает — все это безумие, ставшее твоей реальностью. Твоей, но не моей, потому что ты не заставишь меня принять это.
— Их натуралистичность.
— Натуралистичность... ты права. Естественность и утонченность. Плавность мазков и прозрачность линий, позволяющих замаскировать недостатки и сделать акцент на достоинствах. Женщины на его портретах всегда прекрасны, даже если их красоты коснулось время. Если бы он был жив, я бы попросил его нарисовать тебя, потому что мои умения уступают его таланту. Иди ко мне, Кейт, — ты легонько хлопаешь по колену ладонью, и я послушно встаю, подхожу ближе, напрягаясь в тот момент, когда ты обнимаешь меня за талию и, приблизившись, целуешь шрам под ребрами. Самый первый и оттого твой самый любимый. Проводишь по нему указательным пальцем и, заглядывая в мое лицо, шепчешь едва уловимое "ты будешь жить вечно". Ложь. Вечности не бывает, а любимый тобою сад умрет сразу же после твоей смерти, потому что его найдут и уничтожат люди, видящие в нем лишь свидетельство кровавых преступлений.
Стеклянные стены треснут, и цветы обретут свободу.
Ты сводишь с ума, приучая к жесткому порядку, приправленному одиночеством и тихим, тлеющим отчаянием, которое выливается то в приступы ненависти к тебе, то в унизительную жалость к себе, запертой здесь, в белоснежной комнате. Ее можно назвать уютной, если бы не идеальная белизна стен, потолка; если бы не яркий светильник над головой, включенный постоянно, потому что здесь нет ни выключателей, ни розеток, ни проводки; если бы не тишина, вмерзшая в воздух и постепенно отравляющая разум. Знаешь, я привыкла засыпать при свете, привыкла не вздрагивать от неприятного скрежета петель, когда ты открываешь маленькое оконце и подаешь еду, совершенно пресную, несоленую, привыкла к отсутствию одежды, которую я заменила на простынь.
Я почти привыкла к мысли, что умру, и это ужасно, Алан, потому что ты слишком легко меня сломал. Просто привел в эту комнату и с тошнотворным спокойствием сказал, что я уже не выйду отсюда. Никогда. Даже если буду послушной и хорошей девочкой. Ты положил на меня груз обреченности и с безразличием наблюдал за тем, как я медленно угасала, как опускались мои плечи, а взгляд становился точно таким же безразличным как твой.
Какая ирония, выстоять от его похоти и сломаться от одного твоего взгляда.
И сейчас, лежа на жестком матрасе и свернувшись в калачик, я ненавижу всех и каждого, кто хоть однажды появлялся в моей жизни, потому что они не на моем месте. Свободные и счастливые, они будут жить, в то время как я растаю в твоих руках.
— Милая Кейти предпочитает более мучительную смерть... — твой голос раздается над самым ухом и я с трудом открываю глаза, чувствуя, как насыщенный аромат парфюма наполняет легкие. Я искренне надеялась, что ты оставишь меня в покое, но, видимо, ты не любишь, когда нарушают твои планы. — Первая стадия — отрицание, — при этих словах руку пронзает острая боль, и я бесполезно пытаюсь выдернуть ее из твоей хватки, пока ты не сжимаешь запястье сильнее, на простом примере показывая, что наши силы не равны. — Ты прошла ее в первые часы после того, как очнулась в темноте. Вторую стадию — осознание — ты пережила в тот момент, когда я привел тебя в эту комнату и дал понять, что тебя ждет. Третья стадия — адаптация, ты выбрала такой способ, что ж, это твое право, но видишь ли, у меня несколько другие планы, поэтому я не могу смотреть на то, как ты увядаешь.