Безразлично смотрю на иглу, вонзившуюся в вену, на трубку-змею установленной возле кровати капельницы, и делаю глубокий вдох — из приоткрытой двери пахнет иначе, не этой белоснежной могилой.
— Глюкоза не даст твоему организму истощиться, а если ты не начнешь есть, я буду кормить тебя насильно. Не очень приятная процедура, поверь, особенно через нос, — ты берешь стул и, закидывая ногу на ногу, садишься напротив, попадая под прицел моего равнодушного взгляда. Кажется, сейчас мне абсолютно все равно. Также все равно было, когда он, дождавшись темноты, заходил в мою комнату, садился на край кровати и начинал гладить по голове, лаской этой подготавливая к близости. Потом скидывал одеяло и, прижав палец к губам, устраивался между ног. И, чтобы не ощущать его толчков внутри, я начинала считать светящиеся звезды на потолке. Их было пятнадцать, пятнадцать свидетелей детского бессилия и крика в пустоту. — Я кое-что принес тебе, милая Кейти, — ты запускаешь руку в карман брюк и разворачиваешь перед моим лицом помятую листовку.
Меня ищут. Надо же.
— У тебя очень красивая улыбка, но ты редко улыбаешься.
— Слишком мало поводов, — у меня голос тихий-тихий и чуть-чуть охрипший, и на фоне твоей ухоженности и здорового вида я выгляжу живым трупом. — Я хочу задать вам вопрос...
— И?
— Недавно точно на такой же листовке была изображена девушка. Ее нашли. Изуродованную до неузнаваемости.
Ухмыляешься, слегка склоняя голову, а я, вспомнив, что лежу совершенно нагая, пытаюсь прикрыть грудь. Хотя бы ее.
— Ты хочешь знать, сделал ли это я... Скажем так, это была наша совместная работа. Сидни была очень красивой девушкой, особенно мне нравилась ее кожа: совершенная, полупрозрачная, нежная. Ей казалось, что она нашла выход из ситуации — красота в обмен на жизнь. Она изрезала лицо осколком зеркала. Я лишь закончил начатое. Вот и все, — ты пожимаешь плечами, а у меня от холода начинают трястись ноги.
Вот и все, ничего особенного, ты просто превратил ее в месиво.
— А я? Почему вы тянете?
— Потому что меня интересует не только твоя привлекательность, — ты оказываешься рядом буквально за секунду. Склоняешься близко, так, что я различаю, как сужаются и расширяются твои зрачки, — но и то, что здесь, — касаешься пальцем виска, на удивление осторожно, а потом проводишь костяшками по скуле, одаривая приторной лаской. От нее мурашки по коже и липкий страх, скользнувший по венам. Ты будешь копаться в моей голове, так ведь? Вырывать дюйм за дюймом, обнажая не только тело. — Не переживай, как только я получу ответы, ты станешь свободна.
— Свободна... вы называете смерть свободой?
— В твоем случае да. Обратного пути нет, Кейт, и ты должна быть благодарна мне, хотя бы за то, что я не обманываю тебя.
Спасибо.
— А теперь молчи, достаточно слов на сегодня.
Чертов псих, ты целуешь меня в лоб, задерживаясь губами на несколько мгновений, а я задыхаюсь в твоем аромате и власти, окутавшей меня в плотный кокон. Теплыми пальцами скользишь по линии челюсти, опускаешься на шею, отчего я напрягаюсь, а потом исчезаешь, с обрыва кидая меня в одиночество.
Я буду смотреть в потолок, считая воображаемые звезды, и ненавидеть, но уже себя, потому что так просто сломалась.
Глава 7
Ты позволил мне надеть платье, покинуть комнату и разделить с тобой ужин, состоящий из твоих любимых морепродуктов и приправленный страхом — я боюсь, что ты заметишь мои пораненные пальцы и сломанные, почти под корень, ногти; заметишь то, с какой старательностью я пережевываю еду и избегаю встретиться с тобой взглядом, будто ты можешь понять, чем я занималась несколько минут назад — пыталась найти выход, прочесывая каждый дюйм стен, потолка и пола, поддевала петли ручкой от шкафа и в отчаянии царапала дверь, по-глупому надеясь, что надежная сталь сдастся под моим натиском. Не сдалась, лишь сделала хуже, в очередной раз доказав мою беспомощность.
— Как тебе креветки?
— Очень вкусно, — на самом деле кусок в горло не лезет, но тебе вряд ли понравится правдивый ответ. Хотя стоит признать, что добавленные в блюдо соль и специи делают вкус намного ярче. Я успела отвыкнуть от яркости, потому что ты лишил меня этого: дневного света и свежего воздуха, разнообразия вкусов и общения, лишил выбора и свободы. Ты вторгся в мою жизнь и стал единственным в ней.
— Я полюбил средиземноморскую кухню после путешествия в Италию. Ты была в Италии, Кейт?
— Нет, — сжимаю вилку до побелевших костяшек, замечая, как ты промокаешь губы салфеткой, и сцепив пальцы под подбородком, обращаешь на меня все свое внимание. Если бы я умела сохранять спокойствие, как это умеешь ты... но напротив — меня почти трясет от твоего проницательного взгляда. Кажется, ты прощупываешь мои эмоции, снимая их слой за слоем, обрабатывая информацию и делая выводы. Не удивлюсь, если сейчас ты озвучишь то, что я так тщательно скрываю.