Не могу сдержать слез, они скатываются вниз и виснут на линии челюсти тяжелыми каплями.
— Кажется, я говорил тебе о моем отношении к слезам.
Холодно, мне холодно, Алан, и твой взгляд, насыщенный животной яростью, делает еще хуже. Что же ты сделал, безжалостный ублюдок? Кусаю губы, сдерживая волну истерики, и вытираю слезы тыльной стороной ладони. Вот так, сейчас я вдохну глубже и все пройдет.
— Умница, — ты подходишь, встаешь в шаге от меня и, молчанием нагнетая обстановку, доводишь до исступления. Я едва удерживаюсь, чтобы не закричать, чтобы не забиться под стол, закрыв голову руками. — Ты думала за тобой пришли, не так ли? Что сейчас в этой комнате появлюсь не я, а кучка бестолковых полицейских, заставших меня врасплох? Мне жаль тебя разочаровать, милая Кейти, но они не помогут тебе, даже если найдут.
И пока ты шепчешь это, глядя на меня с мрачной строгостью, я думаю о другом — о том, кто когда-то говорил то же самое: — Даже если ты скажешь ей, она не поможет тебе, потому что предпочтет сохранить брак. Такие дела, котенок.
Такие дела.
Сколько раз нужно пройти через насилие, чтобы принять его?
Я не чувствую твоей ладони на предплечье, не улавливаю момента, как послушно встаю, как твои теплые пальцы касаются моего виска, убирая мешающие волосы за ухо. Не замечаю, как голубая ткань платья пачкается в крови, пропитавшей твой свитер — так близко ты прижался. Не вижу тебя, вижу отца, вернее его фигуру в темноте: высокий, широкоплечий, с идеальной осанкой, он стоит рядом, обнимая горячими ладонями и прижимая к себе. Его эмоции скрыты, но я прекрасно представляю томный блеск его глаз, сухие губы, которые он то и дело облизывает, руками продвигаясь выше, к моей еще не сформировавшейся груди.
Ненавижу его и каждый раз, как он приходит ко мне, я желаю его смерти.
От моих рук, конечно.
— Не прячься от меня, маленькая Кейти, — он целует чуть пониже уха, подозрительно нежно, и я тону в непонимании, отчетливо ощущая чужой аромат. Приятный, а не отталкивающе резкий как обычно. Он другой сегодня, совсем другой, и я не узнаю его, потому что он всегда спешил, торопился взять свое и уйти обратно в спальню, под теплый бок моей мамы, той самой мамы, что утром неловко чмокала меня в щеку и делала вид, что ничего не происходит.
— Что-то ускользает, чувствуешь? Не могу уловить, — у него горячее дыхание, он ласкает им ушную раковину, параллельно поглаживая подушечками пальцев шейные позвонки. И все же приторность ласки не может снять напряжение, сковавшее тело. Я похожа на натянутую тетиву — достаточно одного движения, чтобы сорваться. — Кто же ты на самом деле, моя сильная девочка... — это не вопрос, вовсе нет, скорее рассуждение, монолог, который нельзя прерывать. Ни в коем случае. — Что ты скрываешь... — наконец, он отстраняется, ненамного, все еще удерживая меня за шею и испытующе заглядывая в глаза. Наши лбы соприкасаются и низом живота я отчетливо чувствую как реагирует его тело. Его всегда возбуждала моя беспомощность, моя покорность и послушание.
— Красота притягивает как магнит, увлекает, всегда наступает тот момент, когда желание становится невыносимым, лишает разума, и это больше всего выводит из себя, потому что я не хочу быть его заложником, — зачем он говорит это? С такой откроенной злостью и недовольством, сжимая шею до боли и впечатывая в край стола, на который я чуть не падаю. Он задирает платье, медленно скользя ладонью по внешней стороне бедра, и напирает всем телом, втискиваясь между моих ног. Влажные поцелуи на шее, поглаживания спины, плеч. Вот она, потеря контроля из-за банальной похоти, позволившая незаметно сжать попавшуюся под руку вилку.
Я помню как это делать.
Взмах, и он ловко уворачивается, параллельно перехватывая руку и улыбаясь, издевательски иронично — он знал, что все так и будет, так ведь? Он был готов. Он искусно подвел меня к этому, чтобы узнать, на что я способна.
— А вот и малышка Кейт, — ошарашенно смотрю перед собой, оглядываюсь по сторонам и не понимая, как это возможно, ведь только что мой отец был здесь, в моей спальне, как всегда в темноте, тихим голосом, чужими ласками. Ты тяжело дышишь, твоя грудь ходит ходуном, но тебе хватает нескольких секунд, чтобы вернуть контроль. От твоего возбуждения не остается и следа, до этого шумное дыхание выравнивается, и ты вновь возвращается к невозмутимости. Привычно холодной, чужой и неприступной. — Приятно познакомиться, — на этот раз делаешь взмах ты, и вилка, предназначенная для него, впивается в мое плечо, как раз под ключицей. Твоей силы хватает на то, чтобы ввести ее до основания зубьев, и я вскрикиваю от боли, шокированно хватаясь за твою руку и не давая выдернуть ее из раны. Меня бьет крупная дрожь, и я боюсь опустить взгляд на грудь, где безвозвратно испорчено красивое платье. — Ты меня не разочаровала, — улыбаешься, все же выдергивая вилку и отступая в сторону, и, пока я прижимаю ладонь к груди, чуть ли не падая с ног от пережитого, отпиваешь воду из стакана. — Продолжим? Нас ждет десерт — твои любимые фрукты со сливками и напоследок латте с карамельным сиропом. Присаживайся, Кейт, и расскажи о том, как умер твой отец. Я хочу знать твою версию.