— Почему я ничего не помню? — холодный ватный диск, смоченный в какой-то жидкости, вызывает мурашки, и я передергиваю плечами, вглядываясь в абсолютно бесстрастное лицо. При этом вопросе ты поднимаешь взгляд и я вижу в твоих глазах отражение себя. Себя — не ее.
— Потому что ты не можешь помнить того, чего не совершала, — на удивление ты отвечаешь, при этом сильнее нажимая на рану и вынуждая меня поморщиться. — Амнезия психогенного характера, вследствие которой произошло вытеснение воспоминаний о травматических ситуациях. Вытеснение до определенного момента. Проще говоря, я создал условия, при которых удаленные "в корзину" воспоминания смогли восстановиться, а уснувшая в тебе личность проявить себя.
— Я не убивала его, мистер Коулман, не убивала, я не могла, — кусаю губы, мечтая избавиться от твоих слов, просто выжечь их из памяти, как выжгла многое другое. Например, истинную смерть отца: взмах руки, его перекошенное от боли лицо, кровь - пульсацией и мое немое участие.
Я молча наблюдала, как он умирает.
— Ты? Нет. Конечно нет, а вот маленькая Кейти.... — ты не договариваешь, не заканчиваешь фразу, ввергая меня чуть ли не в отчаяние, потому что как бы я не пыталась понять — я не могу, ты не даешь мне всех ответов. Ты прячешься за профессиональными терминами, которых я не знаю. — Она оказалась смелее тебя и избавила вас от домогательств отца. Ты ее должница, Кейт, — шепчешь, между делом избавляя меня от платья. Тепло твоих прикосновений вызывает дрожь, ты нежен, когда проводишь ладонью вдоль по изгибам тела, когда цепляешь ткань нижнего белья и тянешь его вниз, к коленям, которые я рефлекторно свожу.
Никто после него не касался меня так, не видел меня настолько обнаженной.
Твои действия вырывают из прострации и я хмурюсь, замечая, как твое дыхание сбивается, становится частым и чуточку шумным. По обыкновению ледяной взгляд тает и в нем появляется что-то горячее и пламенное, пугающее не меньше, чем привычная бесстрастность. Сейчас ты не похож на того Алана, к которому я привыкла за дни заточения.
— Мистер Коулман? — я прикусываю губы до боли и сдерживаю слезы, наблюдая за тем, как ты, встав в шаге от меня, медленно сканируешь мое тело, как задерживаешься на груди, животе, как зависаешь на уровне сжатых бедер. Я отчетливо вижу твое возбуждение и пячусь назад, прикрывая грудь руками. — Мистер Коулман, я прошу вас, пожалуйста.
— Т-ш-ш, — прижимаешь палец к губам и резко оказываешься рядом, впиваясь в мое лицо безумным взглядом. — Я хочу тебя кое-с-кем познакомить, — у тебя сильные руки, Алан, и ты сжимаешь меня в объятиях, блокируя всякое сопротивление. Целуешь, на удивление нежно, почти трепетно, наплевав на то, что я не отвечаю, даже не двигаюсь, сразу сдавшись и превратившись в живую статую. На секунду мне кажется, что сейчас я дома, в своей комнате, в объятиях того, кто утром целовал меня в лоб и провожал в школу, но твой аромат — он отличается от того, которого я боялась в детстве. Он другой: свежий, с тонкой ноткой горчинки. Твои прикосновения тоже другие: неторопливые, обжигающие, в моменты, когда ты сжимаешь ягодицы, толкаясь в меня эрекцией, чуть-чуть болезненные.
Потому что ты, в отличие от него, не боишься оставлять на моем теле отметины.
Ты отрываешься от моих губ и заглядываешь в глаза, опаляя кожу рваными выдохами. Что ты хочешь увидеть в них, Алан?
— Где же ты, моя маленькая Кейти? — произносишь, поглаживая мой подбородком пальцем, а второй рукой зарываясь в волосы на затылке. Чуть тянешь назад, вынуждая меня запрокинуть голову, и проявляешь грубость, подталкивая к раковине, до тех пор, пока холодный фаянс не касается поясницы. Я чувствую это, но не чувствую твоих прикосновений, я словно проваливаюсь в вакуум, абстрагируясь от творящегося надо мной насилия. И пока я с силой цепляюсь за края раковины, вымещая на ней свою беспомощность, ты отпускаешь меня, но только для того, чтобы снять с себя свитер, а затем футболку.
Закрываю глаза и считаю звезды, сквозь собственный бессвязный шепот слыша звук расстегиваемой ширинки.
Один... два...три... пятнадцать, один... два...
Ты не прилагаешь абсолютно никаких усилий, с легкостью разворачивая меня спиной к себе, и упираешься в мои сомкнутые ягодицы членом. Я ощущаю его твердость и шепчу уже громче, упрямо не открывая глаз. Я просто хочу, чтобы это поскорее закончилось, наступило утро и его прикосновения, запах и следы спермы на бедрах смылись под горячими струями душа.