В этот момент я рассматриваю цветочный орнамент на попавшейся под глаза пиале и лишь глухо стону, когда ты наполняешь меня до предела. — Признайся, Кейт, ты желала смерти своей матери? — толкаешься, кидая слова обрывками, и твое дыхание опаляет щеку, когда ты обхватываешь мой подбородок ладонью и по максимуму поворачиваешь к себе. Смотришь прямо в глаза, не переставая двигаться, и с размаху вколачиваешь меня в край столешницы, отчего становится откровенно больно. — Ну же, ты представляла ее мертвой? Хоть раз? После того, что он с тобой делал? После того, как вы сталкивались утром и она делала вид, что ничего не происходит. После того, как она выбрала не тебя? Представляла?
Ты сопровождаешь вопросы глубокими, несколько грубыми толчками, и с легкостью выбиваешь из меня признание:
— Да, да, Господи, не раз. Я мечтала, чтобы ей было так же больно. Так же больно, как мне.
Улыбаешься, наконец отпуская мое лицо, и я склоняю голову, зажмуривая глаза и сглатывая подступившие слезы. Зачем ты это делаешь, Алан? Что ты от меня хочешь?
— Что ж, моя маленькая Кейти, ты заслуживаешь того, чтобы твои мечты исполнились, — ты делаешь заключительные движения, громко выдыхаешь и, застывая во мне, наваливаешься сверху. Мне не тяжело от твоего веса, но оброненная тобой фраза перекрывает доступ кислорода. Я начинаю задыхаться и судорожно хватать ртом воздух, сжимать кулаки до побелевших костяшек и просто шептать:
— Пожалуйста, не надо-не надо-не надо. Мистер Коулман, я прошу вас, не трогайте ее, — ты оставляешь порхающие поцелуи на моей скуле и выпрямляешься, покидая мое тело. Теплая сперма стекает вниз по бедру, и от того, как трясутся мои ноги, я до сих пор не могу окончательно встать на них. Только приподнимаюсь на локтях, но не разворачиваюсь, не вижу твоего жестокого решительного взгляда, напряженных скул и резких движений, когда ты приводишь себя в порядок и смотришь на часы, будто куда-то опаздывая.
— Давай, Кейт, пора возвращаться в комнату, — ты поправляешь и мою одежду тоже, грубо хватаешь за предплечье и, несмотря на мою слабость, тянешь за собой, туда, где мне придется остаться в одиночестве на несколько дней. Мучительных в ожидании, наполненных болезненным предчувствием и раскаянием, потому что ты оставил меня лишь для того, чтобы исполнить мою мечту — сделать моей маме так же больно, как мне.
Я ненавижу тебя, Алан.
Глава 12
Я жду тебя целую вечность, меряю шагами комнату и шепчу в пустоту, умоляя тебя вернуться; засыпаю урывками, вздрагивая от несуществующих звуков, пересчитываю кафельную плитку на полу и утопаю в воспоминаниях прошлого, когда мама была? или не была? частью моей жизни. Ведь когда-то нашу семью можно было назвать нормальной, до той самой точки невозврата, когда отец первый раз прикоснулся ко мне не как к дочери, а как к женщине. Когда мама узнала, прочитав на моем лице нашу с ним тайну, но не стала копаться, просто виновато улыбнулась и села с нами за стол.
Я кричала беззвучно. Смотрела на нее с мольбой и отчаянием, но наступала ночь и тяжесть отца вновь придавливала меня к кровати. И все повторялось, вновь и вновь, пока маленькая Кейти не спасла меня. Она, а не мама, остановила творящийся со мной кошмар. Она, а не мама, была со мной все это время: и в рождество, и в День Благодарения, и в день рождения, она жила во мне и никогда не причиняла боли, в отличие от тех, кого я считала самыми близкими людьми. Теперь я понимаю это, и боже, какая ирония, благодаря тебе, Алан. Ты открыл мне глаза на многие вещи, а еще научил подстраиваться, поэтому к твоему возвращению я справляюсь с эмоциями, закапываю их глубоко-глубоко, так, чтобы ты не смог вытащить, даже при помощи своих профессиональных приемчиков.
Я слышу твои шаги задолго до твоего появления. Представляешь, я знаю все оттенки тишины, и каждое вторжение в нее бьет набатом в ушах. Я пристально оглядываю комнату, проверяя педантичный порядок в ней, и закрываю глаза, мысленно заставляя себя сохранять спокойствие. Ты медленно проходишь в комнату, конечно же, первым делом сканируя ее, замечая несъеденный запас еды, состоящий из фруктов, мясных чипсов и мультизлаковых коктейлей, цепляешь взглядом стены и пол, и только потом обращаешь внимание на меня. Неприятный озноб соскальзывает вниз по плечам, отчего руки покрываются мурашками, и я вглядываюсь в твое лицо, желая понять, что стоит за этой непроницаемой маской. Я просто должна знать, через что мне придется пройти и как с этим справиться.