— Неужели так сложно уяснить, Рейчел, что нужно вести себя тихо, или мне зашить не только рот?
Она распахивает глаза от ужаса и мотает головой, отчего волосы прилипают к ее губам и подбородку, покрывая их темной паутиной.
А я не чувствую ничего: ни жалости, ни сочувствия, лишь думаю о том, что теперь она не станет частью твоего сада, только не с таким изуродованным лицом. Значит, ты выбрал для нее другую роль? Какую...
— Посмотри на нее, Кейт, внимательно, — твой вкрадчивый голос завораживает плавностью и одновременно твердостью, которая не оставляет выбора — я послушно смотрю в заплаканное лицо с покрасневшей, разъеденной солеными слезами кожей. Раздутым носом и распухшими губами, посиневшими от застоявшейся в них крови. Ее свалявшиеся неопрятные пряди вызывают брезгливость, так же, как и потемневшая от грязи кожа рук. Против воли я сравниваю ее с теми, кого ты превратил в цветы, и понимаю насколько огромная между ними разница.
Твои цветы — произведения искусства, тогда как сидящая напротив девушка — результат обыкновенной жестокости, отсутствия цели и любви к разрушению.
— Скажи мне, что ты видишь.
— Я вижу то, что ты хочешь мне показать.
— И? Смелее, Кейт, вдруг твои догадки окажутся верными.
— Ты хочешь показать мне разницу между настоящим искусством и банальным убийством. Насколько оно уродливо по сравнению с тем, что ты создаешь. Ты хочешь, чтобы я видела в тебе творца, а не извращенного маньяка с психическими расстройствами, тешащего свое самолюбие посредством власти над чьей-то жизнью.
Ты изгибаешь брови от удивления, и уголки твоих губ дергаются, перерождая строгость в полуулыбку. И если бы я не знала всех оттенков твоего взгляда, то подумала бы, что в нем скользнуло восхищение. Ты демонстративно медленно откладываешь салфетку, перед этим сложив ее в аккуратный квадрат; встаешь, поправляя идеально сидящий свитер и закатывая его рукава до локтя; достаешь что-то из кармана и, столь же неторопливо идешь в сторону дрожащей от страха и непонимания девушки, смотрящей то на меня, то на тебя.
— "Потому что искусство — это созидание, рождение новой жизни посредством камня, нот, красок, слов... Это материализованные мысли, фантазии и мечты. Я хочу понять, что чувствует скульптор, когда вдыхает жизнь в свое творение, что видит художник, оставляя мазки на полотне, что пытается донести композитор, складывая ноты в очередную симфонию", — ты повторяешь когда-то сказанные мной слова с удивительной точностью и, остановившись за спиной Рейчел, кладешь ладони на ее вздрагивающие от истерики плечи. Только сейчас я замечаю нож в твоих руках, тонкий и острый, точно такой же, какой вошел и в мое тело. Я забываю про собственную боль и, не моргая, смотрю в твое жесткое непроницаемое лицо. Я почти не улавливаю взмаха твоей руки и упускаю момент между жизнью и смертью, наталкиваясь лишь на последнее: безвольно упавшую на грудь голову, руки, повисшие вдоль тела, и капли крови, капающие с острого лезвия.
Ты умеешь убивать, Алан, пожалуй это тоже можно отнести к талантам.
— И как? Начинаешь понимать? Творца... То, что я чувствую, когда даю вечную жизнь красоте?
— Я не знаю.
— А ты подумай. Что ты ощущаешь, когда смотришь на мой сад? Когда видишь их идеальные лица, плавные линии, бессмертные формы? — ты вытираешь лезвие о плечо убитой Рейчел, оставляя на нем алую линию-мазок, и столь же неторопливо подкрадываешься ко мне. Я слежу за каждым твоим движением, с каким-то ненормальным фанатизмом впиваясь в плавность шагов, и сжимаю кулаки, когда ты приближаешься и встаешь ровно за моей спиной, точно так же, как стоял за спиной Рейчел несколько секунд назад. — Посмотри на нее, — теплые ласковые пальцы касаются моего подбородка, ненавязчиво вынуждая поднять голову и вновь вернуться к созерцанию мертвой девушки. Горячее дыхание касается уха, и твоя близость вызывает самый настоящий озноб. Мне холодно рядом с тобой, Алан, поэтому я плотно свожу ноги, чтобы унять дрожь в них. — Смотри, Кейт.
— Я смотрю.
— И?
— Я не понимаю, что ты хочешь, не понимаю, — мотаю головой, пытаясь избавиться от твоего захвата, но цепкие пальцы сжимаются еще сильнее, фиксируя голову в одном положении. Ты шипишь, успокаивая и прижимаясь щекой к моей щеке, и вся я пропитываюсь твоим ароматом и безумием, заполнившим весь твой мир.