— Ты считаешь себя привлекательной, Кейт? Скажи мне, что ты чувствуешь, когда ловишь на себе заинтересованные взгляды мужчин? Когда осознаешь, что они видят в тебе сексуальный объект и испытывают желание поиметь твое тело?
Задерживаю дыхание, будто предчувствуя надвигающуюся бурю, и внутренне сжимаюсь, потому что в твоем взгляде мелькает что-то пугающее и жестокое, то же самое, что наполняло тебя изнутри в залитом кровью кафе, где ты оставил четыре трупа. Несколько секунд до взмаха рукой, когда ты молча наблюдал за тем, как Джереми касался меня, проводил пальцем по скуле и спускался к шее.
— Так что?
— Я... я считаю себя симпатичной, не более.
— Врешь, — цокаешь языком, прерывая мой осторожный шепот, и разочарованно поджимаешь губы, словно мой ответ раздосадовал тебя. — Давай попробуем еще раз.
— Я не считаю себя привлекательной настолько, чтобы гордиться своей красотой. И я боюсь интереса мужчин, боюсь того, что они увидят во мне женщину.
— Красивую женщину. Поэтому ты предпочитала мешковатую одежду?
— Да.
— Ты прятала свою сексуальность, но не красоту. Будь твое лицо чуть менее привлекательным, ты никогда не оказалась бы здесь. И пока ты считаешь себя симпатичной, я вижу в тебе истинную привлекательность, то, чем обладают единицы — избранные мною. Чем не повод для гордости, "куколка"? — ты кривишь голос, изображая парня из кафе, а я не понимаю, не могу распутать клубок твоих мыслей, неправильных, хаотичных, возникших из неоткуда. Только осознание того, что ты пришел не просто за моим телом, выворачивает наружу страх, от которого начинают дрожать губы. Я инстинктивно отшатываюсь, когда ты резко склоняешься надо мной, и переворачиваюсь на живот, пытаясь отползти как можно дальше. Тонкое одеяло путается в ногах, и цепь издает противные лязгающие звуки, когда я чудом уворачиваюсь от твоих рук, но тут же оказываюсь под твоим телом, когда ты перехватываешь меня за ногу и дергаешь грубо на себя.
И именно в этот момент я замечаю мелькнувший в твоей руке нож, тут же царапнувший меня по бедру.
Сдавленно стону от полоснувшей кожу боли и смиренно затихаю, полными ужаса глазами вглядываюсь в твое напряженное лицо. Ты тяжело дышишь, так же, как и я, и выпавшие из прически волосы частично скрывают вздувшиеся на лбу вены, когда ты с силой сжимаешь челюсти и подносишь нож к моему лицу, пронизывая меня яростным взглядом.
— Знаешь, что самое интересное во всем этом, моя маленькая Кейти? — шепчешь, между делом вклиниваясь между моих ног и пробираясь свободной рукой между нами. Я слышу звук расстегиваемой ширинки и чувствую, как напряженный член касается внутренней стороны бедра, упирается в преграду в виде белья и толкается внутрь, когда ты просто отодвигаешь полоску трусиков в сторону. Я выдыхаю сквозь зубы, всхлипывая от безнадежности и страха, а ты ведешь лезвием ножа вниз, усиливая нажатие на шее, и еще сильнее на груди, отчего я громко вскрикиваю и впиваюсь в твои плечи ногтями.
Навязчивая боль оседает на коже кровавыми линиями, и я лихорадочно шепчу, умоляя тебя не делать мне больно.
Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, Алан.
Но ты не слышишь, несмотря на дискомфорт при толчках и моей абсолютной неподготовленности, продолжаешь двигаться, уже более остервенело, изводя меня болью и этой странной, необоснованной злостью, лишившей тебя привычного хладнокровия. Все мое тело превращается в сплошной сгусток агонии, и я кричу — громко, когда одновременно с заключительным толчком ты с размаха вонзаешь нож в мое плечо, неглубоко, но и этого хватает, чтобы от болевого шока я провалилась в полубессознательное состояние. И сквозь навязчивый морок полутьмы — твои порхающие поцелуи; нежные, как и всегда, прикосновения; тяжесть тела, горечь слов.
— ..Что я предпочитаю наслаждаться твоей красотой вживую, — ты говоришь это тихо, со злостью, после чего встаешь, как ни в чем не бывало поправляешь свою испачканную кровью одежду и, вытерев нож о мое подрагивающее колено, уходишь, а я цепляюсь взглядом за потолок и боюсь даже пошевелиться, каждым вдохом ощущая оставленные на моем теле следы-порезы — как я поняла намного позже — твои нелепые попытки освободиться от влечения ко мне, избавиться от подступающей зависимости моего присутствия рядом с тобой: живой, настоящей, еще не отравленной формалином и не превращенной в цветок, в жалкое подобие жизни, которую ты, наполненный безумием, забираешь.