Ты зол сейчас.
Так сильно, что уголок твоих губ начинает дергаться и хватка становится жестче. Да что с тобой, Алан?
— Но знаешь, что самое сложное, Кейт? Признать свою слабость, — ты кривишься, внезапно впиваясь в мой рот животным поцелуем, намеренно терзая губы и сжимая меня в стальных объятиях. Твои движения порывистые и нервные, ты словно торопишься снять напряжение, опрокидывая меня на кровать и неловко расстегивая застежку платья. Оголяешь плечи и грудь, задираешь подол и собираешь ткань в гармошку на моем животе. Так же нетерпеливо избавляешься от нижнего белья и своей одежды, и наваливаешься сверху, вжимая меня в постель и накрывая меня озябшую жаром своего тела. Сдерживаю порыв оттолкнуть тебя и обнимаю за шею, притягивая для поцелуя и отлично вписываясь в охватившее тебя безумие, которое застывает в устремленных на меня глазах.
Наигранно стону, когда ты проникаешь в меня, и выгибаюсь в пояснице, ощущая каждый толчок во мне особенно остро.
Главное, не переиграть, так ведь?
Иначе ты не подпустишь ближе.
Глава 19
Вашингтон, округ Колумбия
Я сижу на неудобном металлическом стуле, опустив голову и разглядывая свои перебинтованные ладони, каждое движение которыми причиняет тянущую боль. Раны на них начинают заживать и мне до ужаса хочется освободиться от повязок, чтобы как следует почесать место порезов-напоминаний о произошедших событиях. Я знаю, что буквально через несколько секунд откроется дверь и в комнату войдет агент ФБР, ведущий дело "коллекционера", и, желая проверить себя, начитаю отсчитывать шаги:
— Пять, четыре, три, два, один... — и действительно, на цифре один дверь за спиной бесшумно открывается, до меня доносится аромат кофе, свежесть мужского парфюма, а затем Михаэль ставит передо мной бумажный стаканчик, от которого идет пар, тут же смешивающийся с прозрачностью воздуха.
— Еще горячий, — он улыбается и, намеренно держа дистанцию, стараясь не подходить ближе чем на расстояние вытянутой руки, берет стул и садится напротив. У него приглушенно-зеленые глаза с профессионально цепким взглядом, и он ненавязчиво прощупывает мое настроение, покрываясь дымкой сочувствия и, наконец, оставляя меня в покое, потому что все его внимание концентрируется на лежащих на столе бумагах. Толстая папка, которую он принес с собой, — дело моей и десятков других исковерканных и уничтоженных тобой жизней. Я всегда отвожу глаза, когда он начинает переворачивать листы бумаги с наклеенными на них фото, и мысленно умоляю его захлопнуть плотный картон, чтобы не видеть знакомые и незнакомые лица. Они остались за гранью: бледные, красивые, покрытые покрывалом смерти и уснувшие в нем навечно. — Ты не пьешь кофе? — его брови вопросительно изгибаются и губы складываются в дружелюбную улыбку, пока я молча отодвигаю стаканчик в сторону.
— И чай. Черный. От него темнеют зубы и портится кожа, — я повторяю сказанные когда-то тобой слова, и Михаэль не настаивает, только пожимает плечами и кладет руки на стол, сцепляя их в замок. Конечно, он не может не заметить, как я рефлекторно дергаюсь назад, желая избежать близости его рук, и тут же исправляется, отодвигаясь дальше от стола и возвращая мне островок безопасности. И за это я благодарна ему всем сердцем, как и за то, что он всегда держится на расстоянии, прекрасно зная мою реакцию на чужие прикосновения и близость. Собственные страхи загоняют меня в ловушку и от постоянной паранойи мне кажется, что я схожу с ума.
Такое бывает, да? Особенно, когда проходишь через ад.
— Хорошо, в следующий раз я принесу зеленый.
— Воду, можно просто воду, — я до последнего оттягиваю момент разговора, и он понимает это, позволяя мне еще чуть-чуть побыть вдали от предстоящего кошмара: вопросов, которые посыплются один за одним как только я дам свое молчаливое согласие.