— Мы не нашли его тело. Пока, — говорит он едва ли не виноватым тоном, когда молчание между нами затягивается до неприличия долго. Я прикусываю губу, до боли, и отворачиваюсь в сторону, чтобы не выдать проглатывающие меня эмоции, главным образом страх, накинувшийся на меня с остервенением зверя. Он вгрызается в тело и отдает пульсирующей болью там, где ты оставил свои следы, избороздившие некогда идеальную кожу разнокалиберными шрамами. Ты любил мое тело так же сильно, как ненавидел свою зависимость, поэтому уродовал его, чтобы от нее избавиться. И у тебя обязательно бы получилось, если бы я не опередила тебя. — Подвальное помещение выгорело полностью, и теперь нам необходимо идентифицировать останки. Их много, так что на это потребуется время.
— Ясно, — я нервно киваю, ощущая, как пошатнулась уверенность в твоей смерти, а потом вспоминаю твое окровавленное лицо, местами пробитый, с очевидными вмятинами череп, и успокаиваюсь. Пошли все к черту, ты не мог выжить. Ты, привыкший играть другими жизнями, сдох от руки своей жертвы. Вот такая ирония жизни, Алан.
— Я кое-что поясню тебе, Кейт. Видишь ли, пока его тело не найдено, ты не можешь вернуться к своим близким и находишься под защитой ФБР. Более того, если его тело так и не найдут, ты никогда не сможешь вернуться к прежней жизни, потому что... пойми, так будет лучше для тебя — ты будешь включена в программу защиты свидетелей и перестанешь существовать как Кейт Стефенсон.
А кто сказал, что я хочу вернуться к прежней жизни? Ведь фактически ее не осталось.
Молча киваю, и Михаэль, облегченно выдохнув, продолжает:
— И еще, мы нашли приблизительное место, где находится его дом в Миннесоте. Учитывая твои показания, он может находиться здесь, здесь или здесь, — Михаэль раскладывает передо мной карту и показывает ручкой на поделенную на квадраты территорию. — Полиция работает над этим. А вот здесь находится кафе, где вы были. Как жаль, что данные убийства не связали с ним, ведь его почерк просматривается в убийстве Эмили Уилсон и Дайта Винера — колотая рана между третьим и четвертым ребрами, приведшая к мгновенной смерти. Если бы мы знали, что Атланта лишь территория охоты, а не постоянное место жительства, то...
— То ничего бы не изменилось, потому что он обвел бы вас вокруг пальца, — я перебиваю его, почти со злостью, потому что это не они прекратили убийства и потому что оказались бесполезны в борьбе с тобой. Ты, как хитрый лис, водил их за нос и спокойно жил в дали от города, где они искали тебя, даже не подозревая, как далеко от них ты находишься. Михаэль не отвечает на мой сарказм, лишь поджимает губы и чикает ручкой, то впуская, то выпуская кончик стержня. И пока он пережидает мою вспышку злости, я отмечаю про себя, что его внешность типична для его работы, и если бы мы встретились где-нибудь в толпе, по чистой случайности, я бы наверняка смогла определить род его занятий. Он всегда выглядит усталым, хоть и старается замаскировать это под вполне ухоженным видом: уложенными волосами и легкой небритостью, за которой явно следит. Чистая рубашка и неизменный пиджак, плюс ненавязчивый парфюм и чистые, ровно подстриженные ногти. Вот только тени под глазами и усталость во взгляде выдают его с головой — он не спит ночами, чтобы собрать все пазлы воедино и распутать клубок твоих преступлений.
Михаэль очень любит кофе и при нашей встрече успевает выпить несколько стаканчиков, которые, благодаря мне, встают в ровный ряд где-нибудь на краю стола.
Михаэль любит детали, поэтому при разговоре с ним я слежу за каждым своим словом, иначе он узнает намного больше, чем мне хотелось бы рассказать.
Некоторые наши тайны должны оставаться только нашими тайнами, поэтому, когда он наконец задает вопрос, я говорю не всю правду.
— Ок, Кейт, давай приступим к самому главному. Я хочу знать, что было после Миннесоты. Вы вернулись назад?
Твои теплые пальцы переплетаются с моими и ты тянешь меня за собой, увлекая в лабиринт коридоров и останавливаясь перед смутно знакомой металлической дверью. От нее веет холодом и, когда ты нажимаешь на ручку, я судорожно выдыхаю, вспоминая это место. Тебе приходится приложить усилие, чтобы заставить меня переступить порог, поэтому твой взгляд темнеет и мелькнувшая в нем злость призывает меня к покорности. Я послушно захожу внутрь, обреченно глядя на распластанную на анатомическом столе девушку, и, встав там, где ты меня оставил, жду, когда ты наденешь халат. Холод пробирается под одежду, покрывает кожу невидимыми путами и вызывает дрожь наряду с тошнотой — лежащая девушка кажется спящей и только лишь замершая грудная клетка доказывает тот факт, что она все-таки мертва.