— Надень это, — вздрагиваю, когда ты оказываешься неожиданно близко и протягиваешь мне точно такой же голубой халат и перчатки. Прошла неделя после нашего возвращения из Миннесоты и я с тоской, о господи! вспоминаю проведенное там время, потому что мы были отчаянно далеки от этого места, от твоего мертвого сада и пропахших формалином комнат. Представляешь, я искренне надеялась, что мы сюда не вернемся, но сразу после Рождества ты сообщил об отъезде, вколол мне дозу снотворного и привез обратно. — Кейт... — угроза в твоем голосе становится очевидной, и я в мгновение надеваю халат и перчатки, не совсем понимая, что ты от меня хочешь. Вернее, понимая, но не желая этого признавать. — Ее зовут Саманта, — ты подходишь к ней и, склонив голову набок, с осторожностью и с этой своей странной нежностью проводишь костяшками пальцев по ее виску, скуле, шее. Ты гладишь ее по волосам и, нависая над ней, целуешь ее в губы, вызывая у меня приступ отвращения. Ты молча восхищаешься ее красотой, лаская большим пальцем подбородок и нарочно задевая только что поцелованные тобой губы.
Ты выпрямляешься и с такой же нежностью рассматриваешь ее тело, кладешь руку на обнаженную грудь и ведешь ею вниз по животу, до самого бедра, где твои пальцы наконец застывают.
— Подойди, Кейт, я хочу, чтобы ты помогла мне. Это будет наше совместное творение, — улыбаешься, а я словно вмерзаю в пол, едва вгоняя в себя воздух. Ты прекрасно видишь мое состояние: то, как я заламываю пальцы и кусаю губы, пытаясь сдержать слезы отчаяния, с какой мольбой смотрю на тебя и как тяжело делаю шаг, когда ты угрожающе сжимаешь челюсти. — Как ты думаешь, она заслуживает стать частью моего сада? — спрашиваешь, когда я все же подхожу к столу и опускаю на нее взгляд. Меня трясет и, чтобы справиться с дрожью, я вцепляюсь в край стола пальцами, так, что ногти прорезают латекс и противно скребут по холодному металлу.
— Да, — тихо, почти шорохом, изнывая от желания убежать отсюда. Я смотрю на мертвую девушку и отчего-то чувствую себя виноватой, ведь это она лежит на холодном столе, под моим влажным от едва сдерживаемых слез взглядом.
— Не любитель азиатской внешности, но что-то в ней зацепило. Может быть, скулы, — ты говоришь это между делом и, пока я стою словно застывшая статуя, подготавливаешь оборудование, разматываешь какие-то трубки и подкатываешь столик со стоящим на нем резервуаром ближе. — Есть несколько правил, моя маленькая Кейти, главное из которых — аккуратность. Красота... она настолько хрупкая, что ее можно испортить одним лишь неосторожным движением, так что будь внимательна, — ты берешь скальпель, склоняешься над бедром и делаешь надрез на внутренней его части, затем цепляешь артерию специальным инструментом и повторяешь первый шаг, надрезая и ее. — Если приложить чуть больше усилий, то можно повредить вторую стенку сосуда и тогда его "герметичность" будет нарушена, и вкачиваемый раствор как следует не вытолкнет кровь. Не критично, если тело будет полностью погружено в формалин, но может доставить неудобства при перемещении вне раствора, — ты вводишь тупую иглу с тонкой трубкой в полученный надрез и еще одну трубку в обратном направлении, конец которой опускаешь в сливное отверстие на столе. Окровавленные перчатки мелькают перед глазами, и на самом деле я не вижу ничего, кроме алых кругов, заполнивших пространство.
— Для того, чтобы вытолкнуть кровь из сосудов, нужен слабый раствор формалина, смешанного с глицерином, если сделать его более концентрированным, сосуды попросту затвердеют и не будут эластичными, а как раз это нам и надо, — объясняешь каждый свой шаг, нажимая на кнопку помпы-нагнетателя и наконец поднимая на меня взгляд. Могу поспорить, я выгляжу ничуть не лучше Саманты, по крайней мере по бледности кожи, но ты будто не замечаешь моего состояния, обходишь стол, мимолетно касаясь свисающих с его края волос, и встаешь за моей спиной, обдавая шею горячим дыханием: — Тебя пугает процесс или сам факт ее смерти?
Меня пугает все, что с тобой связано, но вслух я отвечаю что-то про кровь и близость трупа.
Я нахожусь в каком-то вакууме, с ужасом наблюдая за тем, как ярко-алая кровь стекает по трубке и блестящему металлу, и не чувствую твоих поцелуев на шее, не вижу, как ты прикрываешь глаза и прислоняешься носом к моему затылку, словно раздумывая теперь уже о моей смерти. Я не знаю, что в этот самый момент ты борешься с собой и с желанием избавиться от меня, превратив в призрачную орхидею, которой так не хватает в твоей коллекции. Я не слышу тихого яростного рыка и только лишь твои руки, до боли сжавшие мои запястья, вырывают меня из кровавого транса.