— Кто ты? — я пытаюсь подняться, опираясь локтем, но она ненавязчиво нажимает на мое плечо и возвращает в прежнее положение, заботливо проводит ладонью по щеке и даже улыбается, так, будто мы знакомы полжизни.
— А ты? Кем ты стала после того, как обрела так называемую "свободу"? Не утруждай себя, я отвечу: никем. Сглатываю, нервно оглядываясь по сторонам и отчаянно боясь или надеясь? увидеть тебя. Прислушиваюсь к напряженной тишине и не слышу ничего, кроме своего сбитого дыхания и просто оглушительного стука сердца. Этого не может быть, не может, ведь не может, да?
— Т-ш-ш, Кейт, я не хотела напугать тебя. Поверь, я не причиню тебе вреда, — она поднимает ладони, показывая, что в них ничего нет, и впивается в мое лицо холодным проницательным взглядом. Молчит, нагнетая и без того напряженную атмосферу, а потом вновь по-доброму улыбается, напоминая умалишенную. Слишком быстро одна эмоция на ее лице меняется на другую. — Я знала, что ты красива, но не думала, что настолько. Впрочем, это не удивительно, у него редкая способность находить все самое лучшее.
— У него?
— Брось, ты прекрасно понимаешь, о ком я, ведь ты вовсе не глупа, Кейт. По крайней мере он так считал, — она выпрямляется, наверняка собираясь уйти, но потом внезапно склоняется надо мной и, лихорадочно скользя по моему лицу взглядом, шепчет: — Не могу не спросить: почему ты позволила ей сделать это? Сжечь все то, что он с таким трудом создавал? Убить красоту, которую ждала вечность? — кончики ее волос касаются моей обнаженной груди и под этим диким одержимым взглядом я покрываюсь мурашками с ног до головы. Поднимаю руки с забинтованными запястьями и упираюсь в ее плечи, словно боясь, что она раздавит меня, сотрет этим странным эмоциональным напором.
— Как ты можешь спрашивать меня об этом? Разве не ясно? Он убил их! Убил десятки девушек ради своих больных фантазий. Он хотел убить меня! Он сделал это, ты даже не представляешь, во что я превратилась за то время, что была с ним рядом.
— Почему же, — она не обращает внимания на мою вспыльчивость и пожимает плечами, наконец отстраняясь от меня и принимая невозмутимый вид. — Но ты сама виновата в этом, потому что он давал тебе шанс стать тем, кто ты есть на самом деле. А ты предпочла спрятаться в этих стенах с чужим именем на бумаге. С чужой жизнью и с чужими мыслями. С людьми, который никогда не примут тебя настоящую, потому что это за гранью их понимания. Помнишь, когда-то ты восхищалась красотой его шедевров и при этом не чувствовала вину за свои мысли. Ну же, признайся, его сад вызывал в тебе вовсе не страх. Трепет... — она замолкает, а я смотрю на нее ошарашенными глазами и едва сдерживаю слезы, потому что каждое ее слово режет по живому.
Ведь я ни раз об этом думала. Думала о том, что нисколько не отличаюсь от него, раз с таким восхищением принимала мертвую красоту. Разве это нормально — видеть красоту в смерти?
— Я могу рассказать, что ты чувствовала, находясь в его власти. Каждый день и даже каждую минуту, но, думаю, мы и так все знаем. С момента, когда ты провалилась в отчаяние, до момента, когда к тебе пришло осознание: ты оказалась в нужное время и в нужном месте, рядом с тем, кто понимал тебя как никто другой и не осуждал тебя за это.
— Прекрати. Я не знаю, кто ты, но ты явно сумасшедшая. Откуда ты можешь знать, что я чувствовала, и как ты можешь рассказать об этом, если даже не представляешь, через что мне пришлось пройти?
— Думаешь? — ее идеальные брови взмывают вверх и несколько волнистых прядей падает на лицо, когда она чуть склоняет голову и, взявшись за края блузки, оголяет свое тело. Стройное худощавое тело с впалым подрагивающим от дыхания животом, испещренное многочисленными разнокалиберными шрамами. Знакомыми тоже, потому что на моем теле точно такие. Всхлипываю, сжимая губы в тонкую линию, и отворачиваюсь, пряча наполненный болью взгляд в противоположной стене. Только представь, Алан, мы, твои несостоявшиеся жертвы, живы, тогда как ты сгорел от рук маленькой Кейти.
Мне требуется несколько минут, чтобы прийти в себя, и все это время она терпеливо ждет, не перебивая мою внутреннюю агонию и просто находясь рядом.
— Я хочу знать: он жив?
— После того, что она сделала с ним? Нет. Но он жив в твоей голове, не так ли? Знаешь, я не могла оставить его там, не хотела, чтобы дело коллекционера погибло вместе с ним. Ты понимаешь, о чем я? Пока его тело не найдено, он продолжает жить.
— То есть?
— То есть у нас есть возможность восстановить то, что она уничтожила. Есть возможность создать собственный сад, ничуть не хуже, чем сад Алана. Угадай, Кейт, только подумай, почему он оставил нас в живых и все это время держал возле себя? Учил тому, что знал сам? Показывал то, что не суждено увидеть больше никому? Сделал нас частью своей жизни, впустил в свой мир? Ну же... Скажи... — ее взгляд вновь наполняется безумным блеском и она склоняется надо мной так близко, что ее дыхание ласкает кожу. Сладкий аромат окутывает, и слова, слетающие с ее губ, проникают слишком глубоко — до самого сердца. — Потому что, как бы мы не отрицали это, он видел в нас потенциал, видел в нас отражение себя. Он знал, что когда-нибудь мы его поймем и перестанем стыдиться своих ощущений. Нужно просто признаться себе.