В предыдущих главах уже было замечено, что занятие предпринимательством известных меценатов и коллекционеров не было следствием их обеспокоенности «о куске хлеба насущного». Не существовало такой, с позволения сказать, проблемы и у Саввы Ивановича. Легко можно представить себе ситуацию, когда богатый купец отходил от активной деловой жизни, вкладывал свои средства в надежную движимую или недвижимую собственность и вел тихую и вполне комфортабельную жизнь рантье. Подобных примеров имелось немало. Чем выше степень развития капитализма и масштабы накопления средств, тем больше таких случаев. О некоторых из них уже говорилось (Н. П. Рябушинский). Но 70-е годы, период становления С. И. Мамонтова как знатока, ценителя и покровителя искусств, были временем, когда этот молодой предприниматель только-только начинал завоевывать престижные позиции в деловом мире.
Человек он был увлекающийся, даже азартный, не лишенный к тому же и определенных амбиций. Его скорее тяготило отсутствие настоящего большого самостоятельного дела, где можно было бы проявить в полной мере свою инициативу, чем предпринимательство как таковое. Роль же «отставного купца» была не для него. «Не знаю, что будет дальше, — писал С. И. Мамонтов жене вскоре после избрания его директором Общества Московско-Ярославской дороги, — но сейчас мне вообразить даже немыслимо, чтоб я бросил это дело, уж больно полюбилось и удача заманчива»{414}. Однако вплоть до самого конца 70-х годов директорство не позволяло ему развернуться здесь в полной мере, так как основные решения зависели от Ф. В. Чижова и некоторых других крупнейших акционеров. По сути дела, лишь в начале 80-х годов Савва Иванович занимает лидирующее положение.
Росту авторитета и влияния С. И. Мамонтова способствовала его успешная деятельность по продлению железнодорожных путей Ярославской дороги до Костромы и Вологды. Эта железнодорожная компания действовала вполне успешно и приносила хорошую прибыль{415}.
Общероссийскую же известность как крупного и удачливого предпринимателя Савва Иванович получил с постройкой Донецкой каменноугольной железной дороги, связавшей Донецкий угольный бассейн с Мариупольским портом. Это строительство существенно ускорило индустриальное развитие этого, в экономическом отношении чрезвычайно перспективного района. В 1876 г. правительство назначило для потенциальных концессионеров торги. Каждый из претендентов должен был представить свой проект и смету строительства будущих железнодорожных линий, общая протяженность которых составляла примерно 500 верст. Одним из соискателей концессии и был Савва Иванович. Летом 1876 г. он сообщал жене: «Дело Донецкой дороги, в которое я вошел, и то положение, которое я в нем принял, вынуждают меня выдерживать до конца. Тебе было известно, что на субботу были назначены торги, результата этих торгов нет, что моя цена была весьма и значительно выше всех… Получу ли я дорогу или нет — это все равно, но во всяком случае нравственно я выиграл сильно» и заканчивает с удовлетворением: «Это первое серьезное и большое дело, где иду во главе совершенно самостоятельно»{416}. Он одержал победу, концессию получил и на несколько лет ушел в это новое и большое дело. Донецкая дорога была в основном построена за 1878–1879 г., а окончательно строительство завершается в 1882 г., когда Савва Иванович смог констатировать, что «дорога построена прекрасно»{417}. В начале 90-х годов она была выкуплена государством{418}.
Предпринимательская активность не заслоняла у С. И. Мамонтова душевную привязанность к искусству. У него выработалось поразительное умение сочетать одно с другим и делать несколько дел одновременно. С искренним удивлением К. С. Станиславский вспоминал, что он в одно и то же время руководил постановкой домашнего спектакля, писал пьесу, «шутил с молодежью, диктовал деловые бумаги и телеграммы по своим сложным железнодорожным делам, которых он был инициатор и руководитель»{419}. Тратя много времени на деловые обязанности, решая каждодневно организационные и финансовые вопросы, он не представлял себе жизни без того, что «согревало душу». Жизнь и в Москве, и в Абрамцеве была подчинена духовным запросам. Мамонтовы любили русскую литературу, постоянно знакомились с новыми произведениями. Уже в 1869 г. Елизавета Григорьевна, например, записывает в дневнике, что они с мужем всю весну «с увлечением читали «Войну и мир»{420}. Постепенно сложилась домашняя традиция устраивать по вечерам литературные чтения. Читали сочинения Н. В. Гоголя, Л. Н. Толстого, Н. С. Лескова, И. А. Гончарова, Ф. М. Достоевского и других, обязательно обменивались впечатлениями и мыслями.
По мере того, как в семье Мамонтовых «обживались» художники (В. Д. Поленов, В. М. Васнецов, И. Е. Репин, затем В. А. Серов, К. А. Коровин, М. А. Врубель и др.), постоянно велись оживленные беседы об изобразительном искусстве, о его роли и значении в прошлом и настоящем. Обсуждались художественные выставки. Сам Савва Иванович обязательно посещал экспозиции Товарищества передвижников, был хорошо знаком с собранием П. М. Третьякова, с которым состоял в родстве и много общался. Не проходили для него незамеченными и другие явления в изобразительном искусстве. Постепенно «беседы у самовара» переросли в рисовальные вечера, где каждый мог попробовать свои силы. В них принимали участие А. М. Васнецов, И. И. Левитан, В. И. Суриков, Н. В. Неврев, В. А. Серов, К. А. Коровин, другие художники и сам С. И. Мамонтов. Это было товарищеское творческое общение людей, объединенных духовными интересами. Участница этих встреч, сестра художника В. Д. Поленова — Е. Д. Поленова писала: «То, что я и другие рисуем и пишем, когда собираемся у Мамонтовых, нельзя назвать работой. Собственно, прелесть и польза этих собраний не в том, что на них производится, а в том, что собираются люди одной специальности. Обмен впечатлений и мыслей важнее самой работы…»{421}
В свою очередь, художник В. М. Васнецов вспоминал: «Наступление вечера, когда можно было пойти к Мамонтовым, я да и многие другие художники ждали с особым трепетом. Поднимаясь по большой лестнице, ведущей в комнаты (речь идет о московском доме Мамонтовых. — А. Б.), я чувствовал какое-то особое, приподнятое настроение, а при первых словах и рукопожатиях с хозяевами дома мне становилось как-то уютно, по-семейному… О чем только не говорилось за мамонтовским столом! Какие только вопросы не обсуждались и не затрагивались! Текущие наши работы, намечавшиеся выставки, театральные постановки, игра артистов, новые книги, газетные статьи, приезды и отъезды художников или знаменитых певцов и музыкантов, беседы обо всем этом затягивались далеко за полночь»{422}.
Однако встречи с художниками не ограничивались только чаепитием и беседами. Многим Савва Иванович оказывал существенную моральную и материальную поддержку, а некоторые из них (В. М. Васнецов, В. А. Серов, К. А. Коровин, М. А. Врубель) подолгу жили у него и в Москве, и в Абрамцеве, где им были созданы все необходимые условия для творчества. Умение распознать талант было отличительной чертой С. И. Мамонтова. Он делал все, чтобы еще безвестное дарование не погибло в нищете и заброшенности. Так, в отчаянно нуждавшемся М. А. Врубеле, имя которого не было еще широко известно, он сразу же различил неординарность творческой натуры и после первой же встречи (в дом на Садовую в 1889 г. его привел сын Андрей, тоже художник) заявил, что «надо обязательно приручить нового знакомого»{423}. Еще раньше, в конце 70-х годов, в семье «приручили» бедствовавшего В. М. Васнецова, ставшего здесь своим, затем — В. А. Серова и К. А. Коровина. По словам артиста и певца В. П. Шкафера, хорошо знавшего мецената, «С. И. Мамонтову достаточно было увидеть искорку талантливости, будь то певец, художник, музыкант, инженер, балерина, поэтесса, скульптор, он сейчас же присматривался к нему, находил возможность устроить каждому дело, отвечающее его желанию, дарованиям и способностям»{424}.