Выбрать главу

Выше уже говорилось, что театр вообще, а оперу в особенности, С. И. Мамонтов полюбил довольно рано и пронес это чувство через всю жизнь. Он не был пассивным меломаном-потребителем. Его импульсивный, творческий характер требовал активного действия. Не давала покоя и мысль о довольно пренебрежительном отношении «просвещенной публики» к национальному оперному искусству. В начале 80-х годов у Саввы Ивановича возникает мысль заняться большими оперными постановками. В 1884 г. он уже основательно подходит к организации дела и совместно с композитором и дирижером Н. С. Кротковым приступает к формированию труппы{434}.

Любовь к искусству и высокий эстетический вкус мецената, как и осознание им задач развития важного направления национальной художественной культуры, лежали в основе всего предприятия. Он не только финансировал его, но и был душой дела и художественным руководителем. Объясняя свой особый интерес к этому жанру, писал позднее: «Опера — есть представление, соединяющее в себе чуть ли не все искусства (поэзию, музыку, пение, декламацию, пластику, живопись), поэтому она есть высшее проявление творчества. Не говоря об исполнителях и художниках, опера требует творческой силы в лице режиссера, который должен как руководитель осмысленно отбросить все банальное, пошлое, создать в общей гармонии все артистические и художественные силы и дать нечто целое, долженствующее захватить зрителя…»{435} В России опера была представлена лишь на казенной сцене. Преобладали здесь постановки итальянской оперы с певцами-итальянцами. Что же касается русской оперы, то она, по словам любителя-очевидца, в начале 80-х годов была «в полнейшем загоне и едва влачила свое печальное существование. В ней не было тогда сколько-нибудь выдающихся певцов. Спектакли русской оперы назначались два раза в неделю, обставлялись крайне неряшливо и поэтому большей частью шли при пустом зале»{436}.

Савва Иванович был первым, кто после законодательного разрешения в 1882 г. частных театральных трупп в столичных городах «покусился» на монополию Императорских театров. Это было смелым и рискованным начинанием. Смысл состоял не в том, чтобы учредить просто оперный театр, а в том, чтобы создать нечто качественно новое. Эстетическая концепция мецената была по тому времени несомненно новаторской. В казенных театрах смысл оперных постановок сводился к шаблонным сценическим и вокальным приемам, а сам спектакль походил на дивертисмент сольных партий, слабо связанных общим сценическим действием. Главным здесь было «выпевание нот».

С. И. Мамонтов хотел организовать все иначе. Он задумал соединить на сцене воедино певца, актера, художника, музыкальное и хоровое сопровождение и добиться того, чтобы спектакль воспринимался как цельное художественное произведение, где все и всё имело бы равноценное значение. Такая задача была трудноразрешима. Не было навыков, не существовало традиций подобных постановок и почти все приходилось начинать с нуля.

При формировании труппы сразу же было решено, что она должна состоять из молодых певцов, которые не прошли «школу казенной сцены». Были приглашены: выпускница Петербургской консерватории Н. В. Салина (лирическое сопрано), любительница А. Н. Гальнбек (драматическое сопрано), ученица Н. Г. Рубинштейна, выпускница Московской консерватории Т. С. Любатович (меццо-сопрано), выпускники Московской консерватории К. А. Бедлевич и Г. С. Власов (бас), М. Д. Малинин (баритон) и некоторые др. Капельмейстером стал И. А. Труффи, а руководителем труппы — Н. С. Кротков. Официально С. И. Мамонтов никаких постов здесь не занимал, но его роль ни. для кого не была секретом. По воспоминаниям очевидца, он руководил всеми репетициями и «старался внести в исполнение молодых артистов драматический элемент и осмысленность в произнесении текста»{437}. «Нужно петь, играя», — постоянно наставлял он и считал, что опера не есть «концерт в костюмах на фоне декораций»{438}.

Для первых постановок были намечены три оперы: «Русалка» А. С. Даргомыжского, «Фауст» Ш. Гуно и «Виндзорские проказницы» О. Николаи. «Днем рождения» Частной оперы стало 9 января 1885 г., когда в помещении Лианозовского театра шла «Русалка». Рисунки для декораций и костюмов делал В. М. Васнецов, а писали декорации молодые И. И. Левитан, К. А. Коровин, Н. П. Чехов. Они же оформили «Фауста» и «Виндзорских проказниц» по эскизам В. Д. Пленова. Важно подчеркнуть одно обстоятельство: С. И. Мамонтов привел в театр настоящих художников, и именно с Частной оперы идет и само понятие «художник театра». Ранее сколько-нибудь талантливые мастера такой деятельностью не занимались. В казенных театрах были декораторы, которые худо-бедно оформляли спектакли, но их занятия считались чем-то второстепенным. Главным для них было «похоже» изобразить на заднике итальянский пейзаж, «античные руины», средневековый замок и тому подобные «типические картины», на фоне которых выступали певцы. Как правило, тут не было ни настоящего мастерства, ни творческой фантазии, ни вкуса.

В Мамонтовском театре значение и роль художника были иными. Талант В. М. и А. М. Васнецовых, В. Д. Поленова, И. И. Левитана, М. А. Врубеля, К. А. Коровина, В. А. Серова, А. И. Малютина и других мастеров не только проявил себя в полной мере в театральных постановках, но и придал им невиданную яркость и выразительность. «Мелочей» в оформлении спектаклей, в подборе реквизита и костюмов в Частной опере не было. Каждая сценическая деталь, мизансцена, элемент костюма подробно обсуждались в кругу художников, знатоков искусства и истории.

Казалось бы, что при такой серьезной подготовке спектаклей успех у публики был обеспечен. Задолго до открытия театра в Москве стали циркулировать противоречивые слухи о невиданном начинании. Театралы-завсегдатаи, любители светских развлечений, критики и знатоки всех мастей гадали, что ждет их в театре «железнодорожного короля». Любопытных было много, и на «Русалку» все билеты были раскуплены. Однако успеха не было, и последующие спектакли шли иногда почти при пустом зале. В прессе появились заметки, где в целом давались однозначно критические оценки{439}.

Конечно, судить о достоинствах театральных постановок давно минувшего времени— дело чрезвычайно трудное; в особенности о том эмоциональном и эстетическом воздействии, которое они оказывали на современников. Каждый спектакль — это всегда живое и неповторимое действие, которое уходит в прошлое, как только опустится занавес. Что-то все-таки остается: отдельные эскизы декораций и костюмов, воспоминания, рецензии. Но нельзя не учитывать и того, что очевидцы, высказывавшие свои суждения и часто выносившие «обвинительный вердикт», воспитанные на определенных традициях, не всегда могли воспринимать новое и непривычное.

Несомненно, у первых Мамонтовских оперных постановок было много недостатков, которые были неизбежны при осуществлении столь большого и необычного начинания. В первую очередь — это недостаточный уровень вокального и актерского мастерства ведущих певцов, не имевших сколько-нибудь серьезного сценического опыта. Не получалось у них еще «петь, играя». Все это так. Однако замысел и цели Саввы Ивановича были грандиозней и значительней самого качества отдельных спектаклей, но их, к сожалению, не заметили и не оценили на первом этапе. Художник К. А. Коровин писал: «Савва Иванович любит оперу, искусство, как сразу понимает набросок, эскиз, хоть и не совсем чувствует, что я ищу, какое значение имеет в постановке сочетание красок. А все его осуждали: «Большой человек — не делом занимается, театром». Всем как-то это было неприятно: и родственникам, и директорам железной дороги, и инженерам заводов…»{440}