– Я тоже так думаю. Пора искать другое место.
Охранник в фойе здания оказался помешанным на знаменитостях и попросил у Денбери автограф. Она задержалась немного поболтать с ним, устроив небольшую пиар-акцию, а мы с Гарри вышли на улицу.
– Мисс Лидия подтверждает, что Койл прекрасно знал Борга, – сказал он. – Перефразируя Уолта Келли,[51] «и встретили мы аутентификаторов, и это были мы сами».
– Что еще за Уолт Келли? – спросил я.
Гарри сочувственно вздохнул и посмотрел на свои часы.
– Похоже, теперь ждем до утра, а там послушаем, что нам скажет Уолкотт. Что собираешься делать, Карсон?
– Поехать домой и выспаться, Гарри. Устал. – Я направился к своей машине.
– Карсон?
Я обернулся. Гарри подошел ко мне.
– А не хочешь пропустить бокальчик холодненького?…
– Я, это… в общем…
Из дверей на стоянку вылетела Денбери, боясь что-то пропустить.
– Погодите, мальчики, – помахала она нам.
Гарри посмотрел на нее. Потом на меня.
– Что, значит, планы меняются?
– Надеюсь, – сказал я.
– Оно и к лучшему. Кстати, мне рекомендовали то же самое.
Было почти шесть вечера, когда мы с Даниэл Дезирэ Денбери свернули на мою короткую улицу из трех домов. Бловайны как раз выезжали. На даме было что-то очень яркое» и ее могучая грудь энергично тряслась в такт сияющему «хаммеру», который, урча, преодолевал неровности подъездной дорожки. Они сделали вид, что не заметили меня.
Не желая поддерживать тишину даже в свое отсутствие, Бловайны оставили телевизор включенным на полную мощность. В другом доме у новых жильцов все было по-прежнему Красная «тойота» стояла на том же месте. Мы сделали себе напитки и вышли на террасу, где легкий бриз прощался с уходящим днем. Некоторое время мы говорили о Зипински: Денбери печалило то, что он вел такую ограниченную, эгоцентричную жизнь.
– Для него не существовало ничего, кроме вещей, которые он мог купить, и людей; которых он мог обвести вокруг пальца в прямом и в переносном смысле.
– Так он и жил: из тюрьмы ~ к проповеднику, из зала суда – в зал заседаний совета директоров.
– Я не знаю, Карсон, веришь ли ты мне или нет, но иногда я очень благодарна Всевышнему, что не такая… не такая, как Борг. И, вероятно, не такая, как… эти люди, которых ты преследуешь. Я не могу представить себе пустоту их жизни. Возможно, произносить такие вещи ужасно, но как ты думаешь, может быть такое, что некоторые люди рождаются без души?
Я собрался было ответить, но остановил себя. Я устал думать и умничать, сейчас мне физически хотелось раствориться в чем-то простом и безыскусном. Я поднялся и протянул ей руку.
– Давай зайдем в дом. Хочу, чтобы ты еще поучила меня танцевать.
Глава 45
Утро выдалось ясным и светлым, янтарные лучи солнца, робко проникая сквозь занавески, вселяли надежду на удачный день. Я сварил кофе, и мы выпили его на террасе еще до половины седьмого. Я принял душ. Когда я оделся и пришел на кухню, то увидел там Денбери, внимательно рассматривавшую коричневую коробку на моем столе.
– Карсон, это?…
– Да, – сказал я. – Это последняя маска Трея Фориера.
Она на мгновение задумалась.
– Можно посмотреть?
Я вынул маску и протянул ее Денбери. Солнечный свет отразился бликами на стеклянных зубах и черной лакированной поверхности. Обведенные белым глазницы выглядели угрожающе. Она нерешительно взяла ее в руки и держала на расстоянии, словно чувствуя ее мрачную силу.
– Видимо, она хорошо бы смотрелась в твоем телеочерке о серийных убийцах и грязных коллекционерах. Финальный кадр.
Она вздрогнула и протянула ее мне назад.
– К чертям этот очерк. Уничтожь эту проклятую штуку, сожги ее.
Я отложил маску в сторону и обнял Денбери, прислушиваясь к тихому плеску прибоя. Я подумал о том, что погибнуть в огне – не самый удачный конец для этой маски, поскольку она сама родилась в адском пламени человеческого порока, и дым от нее способен отравить воздух вокруг.
– Рожденная в огне умрет в море, – решил я, глядя на невысокое утреннее солнце над горизонтом. – А разве восход солнца не традиционное время проведения казней?
Я бросил последний взгляд на это жуткое творение, задаваясь вопросом: что за ужасы роились в сознании Фориера, пока он делал эту маску? Быть может, создавая ее слой за слоем, он следовал какому-то готовому образу и знал, чем завершится его работа? Или же он импровизировал, не имея определенной картинки в своем больном воображении?
Я сунул маску в затягивающийся шнурком мешок и скат: зал Денбери, что скоро вернусь. За углом дома я поднял на плечо свою байдарку и пошел к воде. Утро было тихим, безветренным, а поверхность залива – прозрачной и спокойной. Я собирался затопить маску на глубине за песчаными отмелями. Земля не смогла уничтожить ее уродство и силу; возможно, это удастся сделать воде.