– Вы что-нибудь слышали о людях, собирающих такие вещи в качестве хобби или даже делающих на них бизнес? – спросил я Вэнжи, возвращая экспонат на полку.
– У нас тут периодически появляются коллекционеры, – сказала она, – пытающиеся подговорить наших служащих, чтобы они тайно вынесли им вещи заключенных. И, представьте, их не так уж мало.
– И что вы предпринимаете в ответ на эти попытки?
– В таких просьбах нет ничего противозаконного. Но когда нашим сотрудникам начинают слишком докучать, я, если мне это удается, связываюсь с этими любителями криминальных трофеев и намекаю на судебную ответственность. Наивных это отпугивает, остальные просто смеются.
– Вы слыхали когда-нибудь о человеке по имени Гекскамп?
Подумав, она кивнула.
– Ну конечно, Марсден Гекскамп. Серийный убийца, работавший с бандой изгоев. Коммуна по образцу «семьи» Мэнсона, если мне не изменяет память.
– Что вы о нем знаете?
Она улыбнулась.
– Он умер, не успев посидеть в тюрьме. Когда они находятся снаружи, они принадлежат вам, ребята. Когда попадают сюда – они мои, и могут быть четвертованы только морально.
– Вы никогда не слышали о так называемой коллекции Гекскампа?
Она покачала головой.
– Мне ни о чем не говорит. А что это?
– Никто толком не знает. Что-то, имеющее отношение к искусству, я полагаю.
Вэнжи взяла с полки фигурку из ершиков; такую вполне мог сделать и школьник младших классов.
– Большая часть того, что эти ребята называют искусством, выглядит примерно так же, Карсон, – нечто упрощенное, почти примитивное с эстетической точки зрения.
– Примитивное, как они сами?
– Искусство – это ведь прежде всего эмоции, верно? Когда человек не испытывает нормальных эмоций, он не способен создать впечатляющих произведений искусства. Эти парни не создают, а пародируют то, что считают искусством. Разумеется, есть и исключения. Время от времени попадается какой-нибудь интересный образчик. Я подозреваю, что вполне могут случаться по-настоящему ошеломляющие вещи, даже обладающие неотразимой притягательной силой.
– Но это редкость?
Вэнжи поставила скрученную фигурку обратно на полку.
– О да, Карсон. Думаю, это большая редкость. Ты готов уже встретиться с Джереми?
Охранник проводил меня в заднюю часть здания. Двери здесь были из толстого металла с небольшими смотровыми оконцами, задраенными армированным проволочной сеткой стеклом. Мы остановились перед камерой Джереми. Я заглянул в окошко и увидел, что он сидит на кровати и читает книгу. Он не поднял глаз, хотя, безусловно, знал, что я здесь.
– Хотелось бы, чтобы нам не мешали, – сказал я охраннику. Он кивнул и открыл дверь.
Мой брат, казалось, был полностью поглощен чтением. Его соломенного цвета волосы были аккуратно расчесаны. Джереми вообще был похож на нашего отца – такие же тонкие черты лица и бледная кожа, разве что габаритами в него не вышел. Он был старше меня на шесть лет, но, думаю, что со стороны выглядел моим сверстником, если не младшим братом. Джереми никак не отреагировал на мое появление, хотя я был уверен, что он слышал наши приближающиеся шаги. Мой брат от природы обладал обостренным чувством опасности, которое за годы, проведенные в заключении, только усилилось. И прежде всего его феноменальный слух. Он стал его измерительным инструментом, помогавшим обнаруживать ложь в словах, распознавать искренние чувства, улавливать глубоко спрятанную печаль.
– Что ты читаешь, Джереми?
Не поднимая глаз, он перевернул страницу. Прядь тонких волос упала на его лоб, и он поправил ее бледными тонкими пальцами.
– «Черное солнце». О мужчине и женщине, которые разрушили друг друга. Комедия.
Он прочел еще одну страницу, водя пальцем по строчкам.
– Как дела, Карсон? Хорошо ли тебе живется в доме на берегу, том самом, который ты купил на деньги, доставшиеся тебе от мамы?
Сердце у меня упало. Когда мой брат начинал рассуждать о месте каждого из нас в этой жизни, ничего хорошего это не предвещало. Я постарался придать моим словам теплоту.
– В доме все нормально, Джереми.
Он перевернул страницу; но я чувствовал, что он уже не читает.
– Может, термиты беспокоят или возникли какие-нибудь строительные проблемы? Крыша не просела? Сваи не подгнивают? Он ведь у тебя стоит на сваях, верно? Чтобы ты мог смотреть на людей сверху вниз?
Да, Джереми, он стоит на сваях. Как и все дома на берегу.
– Ты думаешь, мама оставила тебе деньги на покупку дома, потому что ты сидел с ней, когда она умирала?
– Вероятно, отчасти это так.
Он отбросил книжку в сторону и устремил на меня весь огонь своих синих глаз.