А потом – вот так просто – она ушла.
– Кэрролл Рансбург, – еще раз произнес я вслух придуманное себе имя, затянул галстук и отвернулся от зеркала. Набросив пиджак, я отправился в Пенсаколу с повторным визитом в комнату ужасов мадам Байнес.
– Знаете, а я ведь могла бы быть королевой Марсдена, – прошептала Марселла Байнес, – королевой финального момента…
На сей раз Марселла встретила меня не в брючном костюме, а в белом шелковом облегающем платье с высоким разрезом и глубоким декольте; было видно, как под тканью подрагивают ее низкоопущенные груди с твердыми сосками.
– …если бы знала, что Марсден находится в тридцати милях отсюда в своей студии. Это одна из величайших трагедий моей жизни.
Икры уже не было, как и разговоров о погоде. Она сразу провела меня в «галерею» и усадила на небольшой диванчик под снимками своих любимых извращенцев. Почти загипнотизированная собственными словами, она все плотнее прижималась ко мне, не переставая будоражить свою больную фантазию.
– Я была бы на несколько лет старше, чем все остальные, но в этом и было бы мое преимущество. Я стала бы его вдохновением, его триумфом, его славой.
– Я в этом нисколько не сомневаюсь, мисс Байнес.
Воздух вокруг был пропитан запахом ее духов. Это был не тот насыщенный цветочный аромат, присущий пожилым женщинам, а что-то вызывающе терпкое и молодое. Она добавила темно-красного оттенка своим волосам и залакировала их беспорядочными остроконечными прядями. Радужные зеленые тени расширили границы ее глаз, а в просвете губ цвета пурпурно-красной венозной крови вульгарно и влажно поблескивала зубная керамика.
– Он бы умер ради меня, а я – ради него. Вот что такое любовь, мистер Рансбург.
Слушая эти пафосные бредни, видя ее отстраненный взгляд, я подумал, что она, возможно, приняла наркотик.
– Вы были бы само совершенство, мисс Байнес.
Когда она положила ногу на ногу, я понял, насколько высоким был разрез ее платья. Передо мной проплыла подвязка ее пояса, поддерживающая белый чулок, сквозь который просвечивались зеленовато-синие вены. Она еще плотнее прижалась ко мне, и я почувствовал ее руку на своем бедре.
– Марсден работал только при свечах, вы знали об этом? Он говорил, что когда вы работаете при свете живого огня, он проникает внутрь вашего творения и подсвечивает его изнутри. Таким был и сам Марсден, мистер Рансбург, светящимся внутренним огнем и потому нарисовавшим столько прекрасных языков пламени.
– Увы, тяга к огню приводит мотыльков к гибели, – заметил я.
Ее рука с горящими огнем на фоне моего черного костюма красными ногтями поползла вверх.
– Бабочек, мистер Рансбург, – поправила она.
Губы ее были уже в нескольких сантиметрах от моих, глаза блестели.
– А где же была я в то время? Была замужем за целой вереницей глупцов и евнухов. Пряталась в комнате со своими коллекциями марок и монет и через них пыталась понять, кто же я есть на самом деле. Мне надо было придать смысл своей жизни, найти свой огонь. И все это время Марсден Гекскамп был всего в нескольких милях к северу отсюда, кипел волшебной силой, пылал огнем гениальности.
– Мисс Байнес, Марселла… – пробормотал я, чувствуя, как ее ногти скребутся в верхней части моего бедра.
– Он должен был увидеть, как они умирают, увидеть весь финальный момент. Если этот момент подготовлен правильно, в нем есть все, он все открывает. Мои парни, мои прекрасные мальчики, они знали это. Но они могли только наслаждаться и не могли творить.
Рука ее уже добралась до моей промежности и приступила к интенсивному массажу. Дыхание ее стало частым, лицо горело, взгляд был устремлен куда-то сквозь меня.
– Он возвращается, мистер Рансбург, – урча, словно кошка, произнесла она. – Марсден возвращается.
– Что вы имеете в виду?
– Кто-то уже найден.
– Кто? – выдохнул я, плотно сжимая ноги.
– Кто-то, кто может сказать: «Эту работу создал он – Марсден Гекскамп»… Наконец она может ожить!
– Кто это? Кто этот человек?
Ее ярко-красные ногти, царапая ткань брюк, уже пролезли под моя гениталии и крепко их сжали.
– Это не важно, мистер Рансбург, важно только то, что Марсден будет снова жив! О Господи, я уже почти…