– Я собираюсь посмотреть кино, возможно, немного посплю. Поговорим потом.
Усталость после стольких дней гонок вслепую все-таки одолела мое нынешнее напряжение, и проснулся я уже над зелеными полями Франции. То ли на радостях, что наконец-то увидел землю внизу – пусть даже на расстояний нескольких километров, – то ли действительно выспался но чувствовал я себя свежим и отдохнувшим. Денбери тоже сморил сон, и сейчас она тихонько посапывала рядом. Мимо прошел кто-то из членов экипажа.
– Мы уже подлетаем, сэр. Пора будить вашу спутницу.
– Разбужу, конечно. Но она просила не тревожить ее до самого последнего момента.
– Я все слышу, Райдер, – пробормотала Денбери, просыпаясь. Она полезла в сумочку, вынула баллончик освежающего мятного спрея и пшикнула себе в рот, затем пальцами расчесала упавшие на лицо пряди волос. – Я сейчас за чашку кофе готова убить человека.
– Они уже не обслуживают.
– У меня мозги онемели, мне нужен кофе.
– Вероятно, только после посадки.
Мимо снова проходил тот же мужчина из команды лайнера, внимательно поглядывая на пассажиров. Денбери схватилась за горло и надрывно закашлялась. Мужчина повернулся.
– С вами все в порядке, мисс?
Грудь Денбери судорожно вздымалась. Она захлебывалась дребезжащими звуками.
– Не могу дышать, першит в горле, все пересохло.
Служащий успокаивающе похлопал ее по плечу.
– Я сейчас принесу вам бутылочку воды.
– Кофе… будет… намного лучше, – прокашляла она.
Денбери подмигнула мне, когда мужчина отправился на кухню за кофе. Наш самолет нырнул вниз, и я закрыл глаза, стараясь не думать про летящую вниз стюардессу, но у меня это плохо получалось.
Мы коснулись посадочной полосы аэропорта Орли в полдень по местному времени. Я переложил задачу по выбору отеля на Денбери, и она нашла старинное и элегантное заведение недалеко от Сены, с небольшими, но хорошо обставленными номерами. Мебель здесь была из настоящего дерева, потолки высокие. Надраенные бронзовые лампы горели, как новые трубы духового оркестра. Везде стояли цветы и бутылки с минеральной водой. Денбери пошла распаковывать вещи и принимать душ, и я последовал ее примеру.
Ощущение действительности вернулось ко мне, когда в мою дверь громко постучали. В комнату ворвалась Денбери с номером газеты «Ле Монд», который она взяла со стойки портье. Она переоделась в темный костюм и белую шелковую блузку. Юбка едва доходила ей до колен, а черные чулки и туфли-лодочки на среднем каблуке придавали ее деловому наряду некоторую нотку артистизма. Плюхнувшись на кровать, она сбросила туфли, выдернула из-под покрывала подушку и, сунув ее себе под спину, уселась по-турецки, не слишком заботясь о приличиях. Мне с трудом удавалось удерживать взгляд на ее лице.
– Нам уже назначено. Я только что говорила с этой неприятной мисс Мими, и она сказала, что месье Бадантье примет нас в три. В это время как раз заканчивается его послеобеденный сон. Нам нужно как-то заставить его рассказать о Гекскампе, – тараторила она. – А что, если он захочет говорить только о живописи? Все, что я могу сказать по этой теме, так это «Ах, Пикассо».
– Вы говорите по-французски, а я вполне профессионально могу поговорить о живописи, в основном по постимпрессионизму и модерну.
Это несколько охладило ее.
– Я под впечатлением, Райдер. Что же вы скрывали свои таланты? Кто-то говорил мне, что у вас есть диплом по психологии.
– Почти. Кстати, начала психологического анализа…
– Фрейд, Юнг и прочие ребята…
– …оказали огромное влияние на современную живопись. Поскольку моя образовательная программа предполагала изучение только самого главного, я самостоятельно углубился в дадаизм, сюрреализм и родственные направления. Однажды я даже целый месяц носил усы, как у Сальвадора Дали…
Для наглядности я продемонстрировал поднятые вверх указательные пальцы по обе стороны собственного носа, решив не акцентировать на том, что более глупого вида, чем тот, у меня не было никогда.
– Дали? Я его помню. Он нарисовал эту штуку с расплавившимися настенными часами.
– Наручными, – уточнил я. – Картина называется «Постоянство памяти».
– Я знала, что должна существовать веская причина, по которой вам следовало сюда приехать. – Она откинулась на спинку кровати, раскрыла «Ле Монд» и принялась читать. Я не удержался, и глаза мои устремились куда-то в темноту ее юбки.
Я сказал Денбери, что мне нужно пройтись, чтобы проветриться.
Выйдя из отеля, я направился вверх по улице к небольшому кафе на открытом воздухе. На мгновение французская речь ошеломила меня, и я пожалел, что не пригласил с собой Денбери. Через несколько минут, после чашки кофе – подозреваю, что слово «кофе» понимают в большинстве мест на земле, – чувство комфорта вернулось ко мне, хотя сейчас я и находился на самом большом для себя расстоянии от Мобила. К тому же я никогда так далеко не уезжал от Джереми, которому предстоит в отпущенные ему примерно лет тридцать пять путешествовать не дальше сверхохраняемой лечебницы при тюрьме.