– Это был весь состав группы? – спросил я. – Вы никого не упустили?
Мими задумалась.
– Да, еще была женщина по имени Нэнси, француженка. Она была странная, походила на хиппи – распущенные волосы, колокольчики, четки. У нее был прекрасный голос, и она много пела. – Мими помолчала, потом добавила: – Апельсины.
– Что?
– Нэнси была первой вегетарианкой, которую я встретила в своей жизни. Только фрукты и овощи. Она обожала апельсины. Дважды в день она съедала по одному апельсину. Это у нее было как ритуал.
– Извините меня, я должен срочно позвонить. – Я встал, голова у меня кружилась, в ушах стоял гул.
Глава 40
Никого из тех, кто был мне нужен, в участке не оказалось, поэтому я оставил короткое сообщение для Гарри об Апельсиновой Леди и ее связи с Гекскампом, надеясь, что эта информация позволит ему переговорить с Роем Трентом и, возможно, придаст расследованию более точное направление.
Ни мне, ни Денбери есть особо не хотелось, поэтому мы умеренно, но вкусно перекусили в тихом маленьком ресторанчике. Мы чувствовали себя перегруженными новой информацией и хотели, чтобы она как-то улеглась в наших головах. А пока можно было получить удовольствие от последних нескольких часов пребывания в Париже. Денбери переводила надписи на витринах, обрывки услышанных разговоров. Остававшиеся у нас евро мы разбросали по шляпам и футлярам уличных музыкантов. Незаметно мы удалились от центральных кварталов и оказались на освещенной фонарями улице с трех– и четырехэтажными кирпичными домами. Вечерние сумерки быстро густели, и в витринах ломбардов и булочных, музыкальных и цветочных магазинов почти одновременно загорался свет.
Вдруг Денбери резко остановилась и схватила меня за руку.
– Посмотрите туда. – Она показала на ряд больших окон третьего этажа в здании на противоположной стороне улицы. Под доносившуюся оттуда мягкую оркестровую музыку за полупрозрачными шелковыми занавесками двигались какие-то тени.
– Похоже на привидения, – сказал я.
Денбери потянула меня за руку.
– Давайте проверим.
– У нас есть другие дела, которые…
Но я был уже в ее власти, и она потащила меня через улицу, уворачиваясь на ходу от машин и велосипедистов.
– Вот, – сказала она, показывая на вывеску возле двери: «ACADÉMIE DE LA DANCE CLASSIQUE». – Это академия танца. Классического.
– Впечатляет.
Она потянула меня вверх по лестнице, откуда лилась нежная мелодия вальса;
– Пойдемте, Карсон. Не упирайтесь.
– Денбери, вы что, с ума…
Но мы уже взбирались по мраморным ступенькам: одной рукой она держала меня за рукав, а другой хваталась за перила. Мы дошли до двери наверху, и она решительно ее открыла.
В небольшом зале с высокими потолками и светлым полом танцевали, вероятно, два десятка пар. Мужчины были в строгих костюмах, дамы – в легких платьях. Большинству из них наверняка перевалило за шестьдесят, тем не менее они двигались, кружились и выполняли замысловатые фигуры с удивительным мастерством. Направленный вверх свет бронзовых канделябров у стен создавал впечатление, что вслед за танцорами плавно движутся их тени.
– Это что-то нереальное, – прошептала Денбери. – Как в кино.
На другой стороне зала за богато украшенной деревянной стойкой усатый мужчина в черном костюме разливал в бокалы шампанское. При этом он разговаривал с элегантной дамой в черном бархатном платье, с красиво уложенными темными волосами. Она была прекрасна и загадочна словно сошла с портрета Джона Сингера Сарджента.[46] Заметив нас, дама оживилась и направилась в нашу сторону с гибкой грацией, хотя ей определенно было около семидесяти. Она с улыбкой протянула мне руку. Я поприветствовал ее по-английски, и она любезно ответила.
– Меня зовут Серена Шардэн. Вы пришли потанцевать? Пожалуйста, скажите, что это так.
– Вы все так чудесно танцуете, – восторженно произнесла Денбери. – У вас здесь школа танца?
Мадам Шардэн рассмеялась, и смех ее прозвучал обворожительно.
– Обычно мы преподаем танцы, по крайней мере большинство из нас. Но сегодняшний вечер не для учеников, а для общества – что вы на это скажете?
Денбери коротко объяснила ей наше присутствие здесь. Серена Шардэн кивнула.
– Боже, приехать так издалека и так мало побыть в Париже. Да ещё и работать при этом. Вы должны остаться и потанцевать. И, разумеется, выпить шампанского.
46
Джон Сингер Сарджент (1856–1925) – художник. Родился в Италии в семье американцев, получил образование в Париже и долго работал в Европе. Создал серию портретов представителей высшего света США и Великобритании, став самым модным портретистом своего времени.