Клайв открыл глаза и удивился, увидев знакомую комнату. Его привезли в полицейский морг, куда он спускался два-три часа назад.
— Буч! — прошептал он. — Буч Гендерсон!
Старик в это время привязывал к его ноге бирку и ничего не услышал.
— Буч! — громче повторил репортер. — Буч, я жив…
Гендерсон вздрогнул и внимательно посмотрел на Прадли.
— Буч, это я, Клайв Прадли, — прошептал он. — Я жив! Срочно вызови доктора!
— Мистер Прадли… — изумленно пробормотал старик и нагнулся, чтобы исключить ошибку.
Прадли с трудом ворочал языком. Он и не подозревал, что слова могут даваться с таким трудом.
— Ничего, Буч, главное, что я жив, — кое-как пробормотал он. — Вытащи меня отсюда и позови доктора.
Буч Гендерсон нахмурился. Он явно колебался, не зная, как поступить. Вместо того чтобы броситься за доктором, старик взял сложенную простыню и зачем-то развернул ее.
— Мистер Прадли, я же вас предупреждал — больше никаких розыгрышей! — строго, но без злобы проговорил старый сторож. — Одной шутки для сегодняшней ночи вполне достаточно. Сержант не простит мне… Нет, мистер Прадли, две шутки — это явный перебор.
С этими словами Буч Гендерсон накрыл Прадли простыней и задвинул двенадцатый ящик на место. Потом он закрыл дверцу и неторопливо вернулся в свою каморку. Негромко покряхтывая, Буч сел за стол, уставился на стену и принялся терпеливо ждать окончания смены.
Роберт Блох
ГАМЛЕТА ИГРАЛ УБИЙЦА
Перевод с английского: Сергей Мануков
Художник: Михаил Златковский
Вы хотите невозможного, джентльмены. Я не могу назвать самого великого Гамлета…
За те пятьдесят лет, что я работаю театральным критиком, я перевидал их всех: Бэрримор, Гилгуд, Говард, Редгрейв, Оливье, Бартон и еще десяток-полтора очень приличных актеров, которые брались играть принца Датского.
Я видел всех «Гамлетов», каких только можно себе представить: в сокращенной и полной версии, в оригинальных нарядах и в современной одежде и даже, можете себе представить?.. в военной форме. Мне пришлось видеть темнокожих Гамлетов и женщин в роли Гамлета. И я не удивлюсь, если сегодня принца надумает сыграть какой-нибудь немытый хиппи с длинными волосами. Всех видел и все, но, пожалуй, выбрать лучшего актера, игравшего Гамлета, или лучшую постановку — выше моих сил.
Однако если вы попросите назвать наиболее запомнившегося «Гамлета», то тут проблем никаких. Это совсем другая история. Тут все ясно, как день…
Сейчас «бушующие двадцатые» отдаются слабым эхом в наших ушах. Все верно, прошло столько лет. Но я помню время, когда слышал их отчетливо и громко, как будто это было только вчера. В юности я был в самом эпицентре этого великого круговорота — в великом Чикаго. В Чикаго Хехта и Мак-Артура, Боденхейма и Винсента Старрета и всех остальных ребят. Сказать, что я вращался в этом блестящем обществе, было бы большим преувеличением. Нет, конечно. Тогда я только начинал на стезе театральных критиков и работал во второсортной газете «Морнинг глоуб». Тем не менее я видел все пьесы и всех актеров, а в те преддепрессионные годы, поверьте, было на что и на кого посмотреть. Шекспир пользовался у звезд популярностью. Были актеры, специализировавшиеся на Великом барде. Всех и не упомнишь, но я, конечно, хорошо помню Уолтера Хэмпдена, Фрица Лейбера и, естественно, Ричарда Баретта. Его сейчас мало кто помнит. Неудивительно, столько лет прошло. К тому же он много лет играл в труппах, гастролирующих с шекспировскими трагедиями по стране. И все же тогда, с полвека назад, это был очень известный в Америке актер. Поэтому, когда редактор поручил мне взять интервью у кого-нибудь из приличных чикагских актеров, я остановил свой выбор на Ричарде Баретте.
Вы не поверите, но я прекрасно помню нашу первую с ним встречу. Так хорошо, будто это было вчера. Или даже сегодня утром.
Мы встретились с Бареттом в кафе. Разговаривать с ним было одно удовольствие, он был очень умным и начитанным собеседником. Он говорил спокойно и со знанием дела на многие темы. Но размеренное течение беседы внезапно прервалось, когда я неосторожно завел разговор о его любимом увлечении — датском принце Гамлете и Уильяме Шекспире. Тогда, как я вам уже говорил, Шекспир и Гамлет были в моде. Вот у меня и вырвалось что-то типа того, что он думает о современной трактовке «Гамлета»?
Ричард Баретт сразу расставил все точки над «i». Все предыдущие трактовки были неудачны и неверны, утверждал он. Ричард рассказал мне по большому секрету, что готовит совершенно новую постановку бессмертного творения Великого барда. Его версия, нисколько не сомневался он, изменит укоренившееся в умах людей представление о Гамлете.
— Пятнадцать лет я шел к тому, — с горящими глазами рассказывал Ричард Баретт, — чтобы показать миру настоящего Гамлета. Не думайте, что это было легко. Пятнадцать лет во всем себе отказывал и преодолевал трудности, кормил клопов в дешевых гостиничных номерах и наживал себе язву всеми этими ядовитыми гамбургерами и чизбургерами. Мое терпение и упрямство победили, через месяц на Бродвее состоится моя премьера. Не улыбайтесь, не улыбайтесь! Знаю, о чем вы сейчас думаете — откуда у него деньги на постановку? Не иначе как заложил душу дьяволу!.. Слышали о миссис Маккалло? Это богатая вдова. Мистеру Маккалло принадлежали чикагские сталелитейные заводы. После его смерти она занялась благотворительностью и сейчас покровительствует искусствам. Деньги на постановку дала миссис Маккалло. Она согласилась оплатить спектакль и… — актер неожиданно замолчал, глядя куда-то поверх моего правого плеча.
Я удивленно оглянулся. К нашему столику приближалась стройная девушка. Я никогда не видел миссис Маккалло, хотя, конечно, слышал фамилию. В Чикаго ее знал каждый. Однако подавляющее большинство чикагцев слышали о Роберте Маккалло, короле стали, который, действительно, скончался около года назад. О миссис Маккалло писали мало. Я ни разу не видел ее фотографии, но тем не менее был уверен, что к нашему столику направляется не меценатка, решившая поддержать театр.
— Какой приятный сюрприз… — тихо сказал Ричард Баретт, когда она подошла и без приглашения опустилась на свободный стул.
Я еще раз удивленно посмотрел на него, потому что не уловил в его голосе особой радости. Очевидно, и девушка ничего похожего не уловила.
— Приятный сюрприз! — усмехнулась незнакомка. — Так я тебе и поверила! Сдается мне, у тебя полный провал в памяти. Наверное, забыл, что пригласил меня на обед?
У девчонки (я почему-то, наверное из-за ее уличного сленга, сразу начал про себя называть ее «девчонкой») был неприятный голос с легкой хрипотцой, но она была ослепительно красива. Я бы даже сказал, вызывающе красива, принимая во внимание чересчур яркий макияж и очень короткое платье.
— Моя протеже, Голди Коннорс, — представил ее Баретт, который с появлением девушки мигом забыл о своем Гамлете. Он сразу словно съежился, стал каким-то тусклым и серым.
Голди Коннорс я вспомнил после того, как она улыбнулась, блеснув золотым зубом. Конечно, я ее знал, ведь я был репортером. Этот зуб был хорошо известен не только чикагским газетчикам, но и здешним стражам порядка. В уголовном мире нашего города ее звали Голди Золотой Зуб. Она водила дружбу с крутыми парнями и пользовалась авторитетом среди уголовников. Причем, говорят, заслуженным.
Я удивленно посмотрел на актера. Вот уж не ожидал найти среди его знакомых представителей уголовного мира.
— Рада познакомиться, — прогнусавила девчонка, хмуро посмотрев на меня. Когда она не улыбалась, то казалась злой и агрессивной. — Надеюсь, не помешала?
— Конечно, нет, — торопливо произнес Ричард Баретт. Он словно очнулся от продолжительного забытья и заговорил слегка заискивающим голосом, будто хотел извиниться перед гостьей. — Извини. Я хотел позвонить и предупредить о том, что не смогу прийти, но не успел. Все получилось так внезапно…