С другой стороны, Дорис зарабатывала кучу денег. Я был достаточно практичен, чтобы не настаивать на разводе и разделе имущества. Дорис не могла этого не понимать. Так что из этого мучительного, но выгодного брака не было иного выхода, как только через труп Дорогой Дори. Если бы еще она придумала, как из кухонной утвари сделать что-то вроде пистолета.
Но я прекрасно понимал, что не имеет смысла полагаться на что-то подобное. Тут не сработает ни нож, ни револьвер, ни колун, ни электропровода в ванне. Придется поломать себе голову над ситуацией, которая будет выглядеть как несчастный случай, и полиция не сможет в ней разобраться, пусть даже кого-то и будет подозревать. Как правило, они подозревают мужа, так что мне нужно будет сконструировать что-то уж здорово умное. И побыстрее. Потому что от жизни с Дорис я медленно, но верно сходил с ума.
— Посмотри, Хью, — сказала она, демонстрируя свою невзрачную фигуру, словно манекенщица в новом платье. — Последнее, что я придумала. Ну, не гениально ли, когда приходится иметь дело с подтекающими кранами и крошками на столе? — На талии у нее красовался рулон туалетной бумаги, висящий на обрывке веревки, обмотанном вокруг пояса. — Молоко пролилось или у ребенка нос течет, — вдохновенно декламировала она, — но вам стоит только потянуть и оторвать — и в вашем распоряжении отличное полотенце, в любое время, в любом месте!
В самом деле потрясающее, если вас устраивает весь день ходить с рулоном туалетной бумаги, подпрыгивающим на заднице.
— Умно, — оценил я, возвращаясь к своему журналу. Я не так глуп, чтобы злить Дори. В своей мстительности она могла быть очень изобретательной. Я помню, как-то мы поссорились, и она переклеила этикетку с лосьона для волос на точно такой же флакон с суперклеем — как гласила телевизионная реклама, он мог выдержать вес автомобиля. Я провел пять предельно неудобных часов и выдал не меньше дюжины ни с чем не сообразных обещаний, прежде чем она выдала мне формулу простого состава, который растворяет клей. И больше мне не хотелось таких испытаний.
— Я вроде кое-что придумал, — пробормотал я, рассеянно почесывая левую руку.
— Что именно, Хью? — поинтересовалась Дори.
— Я просто разговариваю сам с собой, дорогая, — сказал я, переворачивая очередную страницу журнала для гурманов, который заставлял меня захлебываться слюной.
— Тебе надо носить с собой диктофон и прокручивать его в конце дня, чтобы убедиться, как смешно ты разговариваешь, — посоветовала она.
Днем мне был предложен ланч из несъеденных остатков, из которых можно приготовить хоть и безвкусное, но питательное блюдо, и я в который уж раз не мог не подумать, почему мы должны существовать, как нищие побирушки. Денег у нас хватало. И мы обитали в прекрасной квартире на десятом этаже дома в одном из самых спокойных и престижных районов города. Но в стенах квартиры все было самодельным, уродливым, сколоченным из мусора или вытащенным из подвалов.
По завершении ланча я стал чистить пластиковые моющиеся тарелки, а Дорис, оторвав клочок от своего украшения на поясе, протирала стол. Укладывая тарелки в раковину, я провел пальцем по одной из них и выругался: под ногтем собралась полоска грязи, и, кроме того, я его чуть не сорвал.
— Ай-ай-ай, — посочувствовала мне Дори. — Но никаких проблем.
И, прежде чем я понял, что она делает, Дори залепила мне палец своим дьявольски быстро сохнущим клеем, напоминающим цемент.
— Он сохранит ноготь, пока тот не окрепнет, — весело сообщила она.
Может, и так. Но при взгляде на палец я почему-то почувствовал себя в роли доктора Джекила, превращающегося в мистера Хайда.
Настало время отправляться по магазинам. Я сопровождал Дори во время ее визита в местную лавчонку подержанной одежды, где она потратила целых четыре доллара, приобретя на них форменную юбку женского персонала морской пехоты, а для меня — потертый на локтях великоватый костюм.
Она дала мне понять, что знает способ сделать костюм как новый и подогнать его по фигуре с помощью нескольких английских булавок.
Заскочив в соседнюю булочную, где она купила черствые булочки с глазурью, мы отправились домой. Естественно, шли мы пешком — женщина в дождевике с каким-то странным утолщением на бедрах и нервный мужчина с изуродованным пальцем. Может, я преувеличиваю, но мне казалось, что все прохожие смотрели на нас. В последнее время я вообще много чего себе представлял. Например, каково это жить одному.
— Жить надо просто, — в тот вечер сказал мне Дуайт, мой неизменный бармен. — И тогда все получится. И придет удача.
Спасаясь от Дори, я регулярно заходил к нему в подвальчик. И хотя напитки у Дуайта были жутко дорогими, мне тут нравилось.
— Ты хочешь сказать, — вступила в разговор Лейси, шикарная платиновая блондинка, сидящая у стойки рядом со мной, — что в любом случае можно обойтись плоскогубцами и отверткой. Но если с их помощью делали первые «форды», то свою новую модель ты же отгонишь к автомеханику, коль скоро с ней что-то случится.
Дуайт признал, что примерно так он и поступит.
Лейси удовлетворенно кивнула и пригубила пиво. Честно говоря, заходил я в подвальчик и из-за нее тоже. Я подозревал, что на деле она была чистой брюнеткой, которая каждую неделю тратила немалые суммы в косметическом кабинете.
— То есть из каждого сложного положения есть простой выход, — сказал Дуайт. — Я прав?
— Больше, чем ты можешь себе представить, — согласился я, прикидывая, как бы провести время с Лейси. Ей-Богу, она была хорошенькой девушкой — или, во всяком случае, старалась казаться таковой. Даже при самых благоприятных обстоятельствах Дори трудно было назвать симпатичной. Это было качество, которое не имело ничего общего ни с бережливостью, ни с изобретательностью.
— А это что такое? — спросила Лейси, и я понял, что она обращается ко мне.
Я сидел нога на ногу, и одна штанина задралась до середины икры. Лейси показывала пальцем на пуговицу, пришитую к верхней кромке носка.
— Моя жена пришила такие пуговицы на черные носки, — объяснил я. — Чтобы в темноте я не спутал их с коричневыми.
Лейси и Дуайт уставились на меня.
— Так, — сказала Лейси. — Глупее не придумаешь.
Я почувствовал, что краснею.
— Да? А как бы ты решила эту проблему?
— Будь ты моим мужем, Хью, то носил бы один носок коричневый, а другой черный.
Я расхохотался так, что расплескал пиво. Дуайт, одобрительно улыбаясь моему хорошему настроению, вытер лужицу на стойке, пустив в ход самое настоящее полотенце. Лейси засмеялась вместе со мной. Ее вообще было легко рассмешить.
— Чего вы так развеселились? — спросил Дуайт.
— Мне понравилась идея носить один носок коричневый, а другой черный, — объяснил я ему. — До чего удивительно простое решение проблемы.
— Простота — это вообще ключ к жизни, — напомнил мне Дуайт.
Может, и к смерти, подумал я про себя. Я не мог отделаться от мыслей, какую жизнь мне приходится вести с Дори. И я усложнял проблему, которая на деле решалась куда как просто, — проблему, которая имела отношение к существованию Дори на этой планете. Дуайт, как всегда, изрек умную мысль, избавив меня от необходимости принимать нелегкое решение.
Следующим утром я положил на подоконник, высунув ее в окно, палку от метлы и посмотрел на Вторую авеню, что бурлила жизнью в десяти этажах подо мной. Затем опустил оконную раму, прижав палку таким образом, что она высовывалась на несколько футов. Убедившись, что ни в холле, ни на лестничной площадке никого нет, я поднялся на два этажа, где располагался служебный выход на крышу, пересек ее и подошел к той стороне, что выходила на Вторую авеню.