— Вы старый лицемер, Ледрю, — игриво погрозил ему пальцем Брокар. — Но да простит вас всевышний!
— Да простит… — смиренно повторил папаша Ледрю и тут же, без всякого перехода, затараторил: — А не могу ли я предложить вам, мосье, кое-что из моих последних новинок: набор японских вееров, чучело фламинго, шахматы из фарфора, старинную раму от картины Рембрандта, самые чувствительные в мире аналитические весы…
— Нет, Ледрю, это не то, что может заинтересовать меня, — с важностью сказал Брокар. — Вот если бы вы предложили мне старинную золотую луковицу или, скажем, подлинную миниатюру Изабе… А что это у вас там за ящичек?
— Пустяки, мосье, коллекция камешков. Но ящик рекомендую — настоящее палисандровое дерево!
— А ну, покажите!
— Прошу вас, мосье. Если ящик вас интересует, камешки можно и выбросить…
Да, настоящий палисандр. Брокар вынул из ячейки один камешек и повертел его перед глазами. Второй, третий, четвертый, пятый, шестой… Так, так! Но на седьмом он задержался. Более того: он впился в него взглядом. Нет, нет, ошибки тут быть не может: как-никак, он два года изучал в Сорбонне геологию, прежде чем предпочел ей фармацию. Главное же, в этой коллекции представлено именно то сочетание минералов, какое бывает лишь в одном-единственном случае. Все они взяты, несомненно, из одного рудного участка.
— С чего это вы стали интересоваться минералогией, Ледрю? — заговорил, наконец, Брокар, с трудом овладев собой.
— А почему бы и нет? — холодно отозвался папаша Ледрю, он успел уже кое-что подметить в поведении Брокара. — Мне интересно все, что интересует моих покупателей. А вас, кажется, заинтриговали эти камешки, мосье?
— Да, — беспечно улыбнулся Брокар, — особенно же то, что они упрятаны в ящик из настоящего палисандра… Откуда у вас эта коллекция, Ледрю?
— Коммерческая тайна, мосье.
— Цена этому ящику?.
— С камешками, мосье, или без камешков?
— Ну, с камешками…
— Сто, мосье, — невозмутимо сказал папаша Ледрю. — Сто франков. Редкая вещь…
— Вы, конечно, шутите, Ледрю.
— Нет, мосье.
— Но, Ледрю, этой вещи красная цена пятнадцать франков!
— Как вам угодно, мосье.
— Ну, скажите тридцать, наконец, пятьдесят франков, и я заберу у вас эту вещь! — почти умоляющим голосом заговорил Брокар. — Нельзя же так в самом деле…
— Сто, мосье.
Папаша Ледрю играл в беспроигрышную игру. Своим наметанным глазом он видел, что Брокар внутренне весь дрожит от захватившего его азартного чувства и без этих камешков из лавки нипочем не уйдет. Такие случаи встречались нечасто, и Ледрю научился использовать их до конца: покупатель, влюбившийся в какую-нибудь вещь, бился в его цепких руках, как в капкане, и затем неизбежно сдавался.
— Сто, мосье.
— Но, Ледрю, это же нелепость… — беспомощно бормотал Брокар. — Ну, шестьдесят, семьдесят франков…
— Сто, мосье.
— Нет, нет, о ста не может быть и речи, это же просто смешно, Ледрю! Что в ней есть, в этой вашей коллекции! Обыкновенное школьное пособие…
И Брокар, будто невзначай, выхватил из ячейки заветный камешек и приблизил его вплотную к глазам: нет никаких сомнений, это он, тот самый, прославленный ныне минерал! Но откуда он взялся, из какого месторождения?
— Ну, конечно же, — убеждал он папашу Ледрю, — обыкновенная минералогическая коллекция, из тех, что дарят школьникам ко дню рождения.
— Как вам будет угодно, мосье.
— Хорошо, пусть будет не по-моему и не по-вашему: восемьдесят! Это мое последнее слово, Ледрю. — И Брокар отошел от несговорчивого хозяина, делая вид, что готов покинуть лавку.
— Как вам будет угодно, мосье.
— Вы просто сумасшедший, Ледрю! — уже злобно вскричал Брокар, снова приближаясь к прилавку. — Какой дурак даст вам за вашу паршивую коллекцию сто франков? Что в ней, алмазы, что ли?..
— Вам лучше знать, мосье, вы человек ученый. Во всяком случае, этот ящик с камешками принадлежал весьма почтенной особе.
— Скажите, от кого попала к вам эта вещь, и я, так и быть, плачу девяносто франков!
— Коммерческая тайна, мосье, я не имею права ее открыть. Сто, мосье.
Что оставалось делать Брокару? Он снова извлек из кармана свой замшевый бумажник, и на замызганный прилавок папаши Ледрю легла новенькая стофранковая ассигнация.
Брокар смутно помнил, как он вышел из лавки папаши Ледрю, как добрался до своего дома, неся под мышкой палисандровый ящик. Приехал ли он домой в метро, в автобусе, в такси или просто пришел пешком — этого он не мог бы сказать. Голова его пылала, мысли скакали, как в тифозном бреду, всю дорогу он что-то бормотал про себя, никого и ничего не замечая. Но одна назойливая мысль то и дело пробивалась на поверхность: не может быть — так не бывает, — чтобы в один день приключились с человеком две такие ошеломительные удачи.