Он уставился на квадратное строение. Там была маленькая дверь и маленькое окно, крошечная дорожка из гальки, проложенная по грязи прямо к входу в миниатюрное здание. Дом был размером примерно с обувную коробку и плохо построен, даже отсюда виднелись шарики клея, используемые для крепления кривой крыши.
Это сделал кто-то из соседских детей или Барбара? Эндрю не был уверен. Он прошел по траве и остановился перед хижиной. Присел на корточки. На передней стене были карандашные пометки — лёгкие наброски ставней по обе стороны от двух окон, кусты, нарисованные рядом с дверью.
Слово Монтейт, написанное на почтовом ящике почерком его жены.
Барбара построила дом.
Он прищурил один глаз и заглянул в открытую дверь.
Внутри, на грязном полу, лежала пустая раковина улитки, проткнутая булавкой.
Он снова почувствовал страх; еще больше испуганный, чем он ожидал, навязчивой абсурдностью действий Барбары. Он встал и увидел на кирпичном заборе перед собой фиолетовую полосу граффити. Он моргнул. Там, над домом из палочек эскимо, на кирпичной стене, наполовину скрытый виноградной лозой и стеблями кукурузы, виднелся грубый цветной эскиз. Рисунок был просто и примитивно нарисован, линии кривые и прерывистые, и он бы приписал его происхождение ребенку, если бы не объект иллюстрации.
Он сам.
Он отодвинул виноградные лозы и отступил назад, чтобы лучше рассмотреть и получить общее представление. Если смотреть под этим углом, было очевидно, кто был запечатлен на этом изображении. Расстояние сглаживало неровные изгибы карандаша, которые появлялись на каждом оштукатуренном стыке кирпича, придавая целостность грубым колебаниям линий. Он смотрел на свое лицо, упрощенное до карикатуры и увеличенное в пять раз. Редеющая линия волос, густые усы, тонкие губы — это были наблюдения взрослого, переведенные на художественный язык ребенка.
Барбара нарисовала эту картину.
Он заметил пятна грязи на кирпиче на фоне его лица, куда, очевидно, бросали комья грязи.
Его мучил вопрос: почему? Почему она все это сделала?
Он опустился на четвереньки и пополз по саду, подпитываемый собственной одержимостью. Здесь было еще что-то. Он знал это. И он найдет это, если будет продолжать искать.
Ему не пришлось долго искать.
Он перестал ползать и уставился на кошачью лапу, торчащую из хорошо вспаханной земли под самым большим томатным растением. Лапа и связанная с ней часть ноги была специально расположена и направлена вверх. Засохшая почерневшая кровь просочилась в серый мех между сомкнутыми и скрученными подушечками пальцев.
Может Монтейт — это имя кота, подумал Эндрю. Может быть, она случайно убила соседского кота и, чувствуя вину, похоронила животное здесь, чтобы скрыть улики.
Но это было не похоже на Барбару, на ту Барбару, которую он знал. Если бы она случайно убила домашнее животное, она бы немедленно пошла к владельцу и объяснила, что именно произошло.
Возможно, подумал он, она специально убила животное, чтобы обеспечить питательными веществами свою почву, свои растения. Или как часть ритуального жертвоприношения какому-нибудь ведьмовскому земному божеству, чтобы обеспечить здоровье ее урожая.
Он подумал о Сурке в гараже.
Ему было интересно, есть ли и в других гаражах по улице висящие мертвые животные, похоронены ли и в других задних дворах домашние питомцы. Возможно, соседские жены по очереди встречались в домах друг друга, пока их мужья отсутствовали, совершая вместе темные и противоестественные деяния. Возможно, именно там сейчас и находилась Барбара.
Таковы мечты обычной домохозяйки.[15]
Мелодия старой песни Глена Кэмпбелла пронеслась у него в голове, и ему вдруг захотелось засмеяться.
Обычная домохозяйка, которая отказалась от хорошей жизни ради меня.
Смех внутри оборвался прежде, чем вылетел из его рта. Что, если Монтейт — это не имя животного, а имя ребенка? Что, если она убила, принеся в жертву ребенка, и похоронила тело под землей в саду? Если бы он копнул глубже, под кошачьей лапой, нашел бы он человеческие руки и ноги или пальцы рук и ног?
Он не хотел знать больше, решил он. Он уже достаточно узнал. Он встал, вытер руки о штаны и пошел обратно через двор к дому.
Что он будет делать, когда увидит ее? Противостоять ей? Предложить ей обратиться за помощью? Попытаться узнать о ее чувствах, о том, почему она все это делала?
Он задумался, будет ли она выглядеть для него так же, как он и раньше смотрел на нее, или сурок, улитки, кошка и все остальное навсегда изменили его? Увидит ли он теперь безумие за совершенно нормальными глазами, сумасшествие под спокойной внешностью?
15
прим. переводчика: Строчка из песни «Dreams of the Everyday Housewife», написанной Крисом Гантри и записанной американским кантри-музыкантом Гленом Кэмпбеллом. Она была выпущена в июле 1968 года в качестве первого сингла с его альбома «Wichita Lineman».