— А что он делал? Он у нас работал?
— Ой, Ромочка… Он был барин, а фабрики тогда еще не было.
— Барин… А что он делал?
— Ничего. На матрасе лежал.
— Он думал?
— Нет, кажется, не думал. Просто лежал.
— Валь, а хочешь, я тебе мысль скажу? Знаешь, для чего у человека ногти?
— Нет…
— Для молотка. Чтобы бить. И чтобы не больно.
— Ромочка, как же не больно, когда больно?
— Хитрая, а если бы ногтей не было? Тогда еще больнее…
— Ой, Ромочка, голова садовая… Умница ты моя…
И Валя глядит Адамчика по голове — совсем не так, как он хочет, обидно.
— Ну, как? — спрашивает на конвейере Клава. — Присох?
— Отстань! — кричит Адамчик. — Стукну!
— Ромочка, мы идем добровольно сдавать кровь! Тебя записать?
— Записывай! — сказал Адамчик.
В Институте переливания крови белые стены пугали. Пугала тишина.
— Ой, Ромочка, боюсь! — шептала Валя.
— Ничего, не бойся, — успокаивал Адамчик. — Видишь, написано: безвредно для организма.
Женщина-врач выслушала Адамчика и измерила давление.
— Молодец! — сказала она. — Только почему ты такой худой? Мама не кормит?
— Кормит… — сказал Адамчик. — А худому нельзя?
— Отчего же нельзя — можно, — сказала врач. — Вот давление у тебя низковато для возраста. Бегаешь много, мало спишь?
— Мало, — признался Адамчик.
— Почему? — спросила врач.
— А я думаю, — сказал Адамчик. — Мысли по ночам появляются.
— Появляются… — Врач улыбнулась. — Ночью надо спать, а не думать. От этого кровь портится… Может быть, не будем сегодня, в следующий раз, а?
— Давайте сегодня, — сказал Адамчик. — Я хочу.
— Кто первый? — спросила сестра в марлевой повязке на лице.
Девушки смущенно зашептались. Адамчик увидел, как ему подмигнула Валя, и шагнул вперед.
Он лег на жесткую кушетку, просунул руку в круглое окошко. Скосив глаза, увидел, как сестра охватила руку жгутом. Адамчику стало не по себе от прикосновения жгута. Он увидел холодные внимательные глаза сестры над рукой, шевельнулся.
— А где тот человек, которому кровь?
— Спокойно! — сказала сестра. — Сжимай руку, разжимай… Вот так. Человека нет.
Стеклянная колба медленно наполнялась красным. Кровь поднималась от деления к делению, и колба постепенно становилась сизой.
«Как комар», — подумал Адамчик и засмеялся.
Он вышел, держа на виду забинтованную руку.
— Страшно? — спросила Валя.
— Нисколечко, — сказал Адамчик. — Как комар укусит! Не бойся. Только кровь не человеку, а в бутылку.
Внутри было легко. Немного кружилась голова.
Потом всем выдали талоны на обед. Адамчик шел впереди, подпрыгивал.
— А кому эта кровь? — спросил он Валю.
— Кто заболеет, — объяснила Валя.
— А кто заболеет?
— Ну, любой человек.
— Совсем любой?
— Твоя кровь всем подходит, — сказала Валя. — Врачиха говорила.
— Любому человеку?
— Отстань, Ромка, любому.
— И тебе?
— И мне.
— Здорово, — сказал Адамчик.
За столом он отложил ложку, откинулся на стуле, закрыл глаза.
— Ты что? — спросила Валя.
— Мутит. Спать хочу!
— Ромочка, ты поешь, пройдет, — говорили девушки. — Смотри суп какой вкусный.
— Не хочу, — сказал Адамчик, — спать хочу.
Валя перегнулась через столик, приложила ко лбу жесткие прохладные пальцы.
— Ой, девочки, у него температура!
Прохладные пальцы скользнули по лицу. Адамчик открыл глаза.
— Ничего, порядок.
Хотелось, чтобы прохладные пальцы лежали на лбу, но Валя уже ела суп.
— Эх ты, герой! — сказала Валя.
Донорам полагалось два дня отгула. Один день Адамчик спал, другой думал. На третий день Валя ходила вдоль конвейера с бумагами в руке. Адамчик косился, осаживая пружины как попало.
Валя протянула листок:
— Держи, Ромочка, — благодарность. Институт благодарит.
— За что? — спросил Адамчик.
— За кровь!
— Ладно, — сказал Адамчик. — Обойдемся.
— Бери!
Листок с красными буквами дрожал перед глазами.
— Убери, ну! — крикнул Адамчик. — Нужна мне твоя бумага!
— Что, сорвалось? — спросила бригадир Клава.
— Друг! — кричит Адамчик у конвейера. — Эй, дру-у-уг! Эх, эх, друг!
До чего приятное слово — «друг». Как хорошо его кричать. Можно тихонько сначала и громко потом, можно сразу как рявкнуть: «Друг!» Можно петь: «Дру-у-у-уг!»