Что? Стоп. Тихо! Путаница в голове. Молчать! Добро бы, говорил кто-нибудь один, а то не голова, а испорченная телефонная станция. Жду самых ошеломляющих событий. Человек ко всему привыкает: уже двое суток я общаюсь с заклятыми врагами человечества, а все не доходит до сознания значение происходящего. Если завтра на город опустится блюдце с самкой «цветов», это ошеломит весь мир. А если не опустится? Но я буду готов и к этому: в конце концов, я не рассказал никому о том, что со мной происходит, и, пока у меня не будет вещественных доказательств того, что я прав, никому, по мере возможности, и не скажу. А потом: милости прошу, извольте видеть! Ясно, что самка будет смертельно сопротивляться приземлению, а если сделает это, то для того, чтобы уничтожить меня. Но я уже двое суток невероятными ухищрениями ускользаю от смерти и верю в свою неуязвимость. Или завтра у меня будут неопровержимые доказательства правоты, или я сошел с ума. Да, но сумасшедший не может задать себе такого вопроса, а я эту возможность допускаю. Вернее, не допускаю. Ау? Поднимемся ли мы выше в горы? Это еще кто там? К черту, к черту, не мешайте мне спать! Какие там еще блюдца? Полный покой.
Начиная с четырех часов утра за открытой форточкой буйствовали воробьи. Их бессонное и однообразное чириканье вызывало ощущение, будто они недоспали и чирикают скорее по инерции, через силу, чем ради удовольствия. С этого же времени солнце начало бродить по стенам комнаты, расслоенное неровными стеклами окон. Кирилл все никак не мог выйти из забытья, хотя краешком уха слышал воробьев, думал о постороннем, силился проснуться. Он был в чем-то виноват во сне, что-то ему грозило, и его мучили угрызения совести. Он видел тяжелые, высокие здания с мансардами, среди которых стояли уличные фонари, и между ними летел пушистый легкий снег. Он испытывал детскую, робкую радость, которая омрачалась беспокойством и дурными предчувствиями. Почти проснувшись, он искал ее причину и находил ее в разбитой им когда-то вазе, украшенной лошадиной головой, и в этой вазе было заключено всеобщее благополучие. Тогда мучительно тоскливое сознание, что он вызвал общее несчастье, заставляло его испуганно возвращаться в сон. Он не хотел просыпаться, но проснулся неожиданным толчком, и сознание привычно и скоро побежало по путям очнувшейся памяти. Он понял, что то, что его угнетало во сне, были «цветы», взаимоотношения с которыми он в глубине души считал странными, хотя сам и не догадывался об этом.
Он оделся и, никого не разбудив, выскользнул за дверь, затворив ее со стороны темной и холодной парадной. Светлая и утомленная светом, улица бодрствовала, хотя кроме дворничихи, подозрительно оглянувшейся на Кирилла, и сопровождающего ее молодого милиционера, на ней никого не было. Через несколько дней здесь не продохнуть будет от репортеров, и я с неловкостью и простотой буду давать интервью, либо все лопнет, как мыльный пузырь. Как я могу доказать свою правоту? Наверное, только через осмеяние и жертву. Но после всего, что я совершил, обратно пути нет, да он мне и не нужен. Кирилл, полный тщеславия, желал сейчас всего, только не благополучного пробуждения ото сна, только не разочарования. Поэтому он, как человек с завязанными глазами, шел прямо и твердо, хотя знал, что где-то рядом — пропасть. Когда он шел по Садовой, мимо промчался грузовик, совсем обычный грузовик, но Кирилл-то знал, что он направлялся за ним. Кирилл едва успел спрятаться за угол и злорадно ухмыльнулся ему вслед. В окнах первого этажа, в парадных и на крышах домов он видел опасность. И чем дальше от дома он уходил, тем плотнее замыкался круг, обратно в который не было хода.
Он почти забыл о том, что самка где-то невдалеке. Его больше волновали земные признаки ее приближения — резкая, мрачная враждебность, с которой смотрел на него каждый прохожий и все они вместе, она нависла над ним и душила его. Он увидел мысленным взором летящий предмет, его отчетливые контуры, и самку, которая находилась в нем. Он слышал крик тысяч птиц, сопровождавших его медленное, почти бессильное движение. Птицы взмахивали крыльями, садились на края блюдца, которые отвисали клочьями, клевали его, ссорились из-за места, целая туча их тянулась сзади… Внизу лежала тайга. Кирилл понял, что ждать решающего часа ему теперь придется не так уж долго. Важно было дотянуть до момента, когда блюдце покажется над городом. Только бы не случилось неприятностей раньше. Только бы дождаться.