И действительно (я уже думал): что с нами будет, когда его не станет совсем? Когда мы его похороним? Кем мы будем тогда?
1969
Олег Григорьев
Летний день
(Рассказ детеныша)
Только опять легли, а уже подъем, даже сон чем кончается не увидел. Ой, как спать хочется, даже глаза склеились: завернуться в клубочек и сон про себя досматривать. А с тебя уже одеяло колючее стягивают, чтобы холоднее тебе, спящему, было, и за пятки больно щекотятся.
— Кхи-ты-чхи! — вот и чихнул. Утром всегда так чихается, потому что солнце в нос через стекло разбитое светит. Вот как в носу свистит, даже сопли качаются.
А Лёнька-какун уже ботинки напялил. И смотрят его ботинки в разные стороны, не на те ноги напялены потому что. Шнурки болтаются, и лямка висит, а рубаха шиворот-навыворот одета — значит, снова Лёньку бить будут, всегда его кто-нибудь душит, вот и сегодня тоже.
Наступил Лёнька на шнурок и — шлеп животом, как лягушка. Поднялся, а тут ему на лямку встали, и опять на полу лягушачий шлеп послышался.
А на нем уже Юрка-злодей сидит. Потянул его за рот — чуть губа не оторвалась, потому что мягкая. А Лёнька его схватил за ухо резиновое, растянулось оно, а потом на место стрельнуло, дрожит теперь. Тогда Юрка за живот его душить начал, так что сопли пошли.
Ну их. Я быстренько сандалии одел и к умывальнику отправился. Здесь воспитатели чистить зубы нас заставляют, для этого щетки волосатые выдают.
А зачем зубы чистить? Все равно скоро выпадут и заместо них другие вырастут. Вот те и надо чистить. У меня уже вырос один такой, а другие еще шатаются. Буду его одного чистить. Ух ты, паста какая вкусная! Вначале съем одного червяка, а другого на щетку можно. Мухи из умывальника льются. Куда они только не забираются, эти мухи. В нос забираются и в уши дырявые. Сидит одна и поет в моем ухе, а уходить не собирается. Но я ее гвоздем оттуда вытащил, который здесь заместо вешалки всем глаза царапает. Не воткну его обратно, в трусы воткну. Пускай как сабля острая на боку висит, пригодится потом, наверное.