Между кузнечиками мы драку устроили. Мой кузнечик всем другим головы разжевывал, пока какой-то кузнец не разжевал его самого.
А Лёнька стрекозу поймал и живьем ее съел, говорит, что вкусная. За столом ничего не ест, а как гулять идем — все в рот пихает. Вот и траву на поляне всю уже съел, заячей капустой называющуюся. Так объелся, что живот распух, крепким стал, как у лягушки, которую Юрка-злодей через соломинку качает. Накачал, а потом за ноги располовинил. Значит, дождь теперь лягушачий будет.
Потянул я Юрку за шиворот, и мы с ним в кустики поползли, чтобы в лес незаметно отправиться. Не интересно нам с Юркой на поляне сидеть, вот мы и удрали потихонечку.
Юрка — это один мой друг. Он злодей, он мучитель. Он может в рот положить целого червяка и нисколечко не испугается. Лёнька тоже червяков в рот ложит, но он потому что дурак, а Юрка по храбрости. Он у нас самый храбрый в детском садике. По борьбе первый я, а Юрка потом, но червяков живьем ложить в рот я боюсь, значит, Юрка меня храбрее. А еще у него уши резиновые. Дергает его воспитатель за уши, а они у него только растягиваются, и не больно ему нисколечко. А еще он писает выше, чем я, в уборной до потолка до самого, поэтому он и друг мой.
Зашли мы в лес, а там березы поломанные валяются. Спотыкаться и падать стали. Юрка чуть в яму не улетел, где проволока колючая смотана. Здесь бомбы рвались, вот и ямы от них такие круглые. Потом смотрим — кучища стоит, и в кучище что-то шевелится. Это муравейник такой большой, муравьи в нем шевелятся желтые.
Муравьи домой дохлую стрекозу тащат, наверное, самолет из нее делать хочут. Стали отнимать у них стрекозу, а они не дают, ртами ее к себе тащат и кусаются. Раздавили тогда их ногами, так что грязь осталась, и дальше идем. А дальше другой муравейник, только поменьше чуть-чуть и муравьи в нем черные маленькие. Между муравейниками война идет из-за гусеницы волосатой. Черные к себе ее за волосы тащат, а желтые к себе за мясо. Вот у них и война пошла. Копошатся, грызут друг друга, только головы валяются, и клещами жуют, а гусеница ни с места. Они ее как канат перетягивают, и никто перетянуть не может. Тогда мы за маленьких, за черных, заступились. Юрка веткой гусеницу поддел и на их муравейник забросил, чтобы ели ее. А желтый мы палками стали воротить, разворотили весь, а там кости и череп собачий с клыками белеется. Хватают муравьи свои яйца в зубы и в голову собаки, прямо в глаза, уползают, от света в темноту прячут яйца. Вот гады какие, собаку сожрали целую и на ней муравейник устроили. Стали мы писать в них, настоящий потоп в муравейнике устроили. Все на них выписали. А потом Юрка стал череп собачий вытаскивать, наклонился и выдергивает его оттуда. А череп не выдергивается: крепко к собаке приделан. Еще дернул — и шлеп животом в муравейник. Хотел подняться, да руки в глубину ушли. А муравьи его так и облепили, так и едят всего. И меня уже кусают, лезут по ногам и в мясо зубами впиваются. А Юрка все еще в муравейнике сидит. Вскочил потом, закричал и в сторону мы с ним бросились. Упал он на землю и кататься стал, пока муравьи от него не отпали, а не то загрызли бы, как собаку. Отбились от муравьев, на поляну возвращаемся. Стыдно Юрке, что он кричал, идет обкусанный и листья пинает. Вдруг пнул, и что-то железное послышалось. Смотрим, а это минища круглая, вся блестит и с буквами нарисованными. Здесь же бутылка валяется. Схватил Юрка бутылку и о пень шмякнул, так что стеклышки посыпались. Потом и мину схватил и тоже о пень. Вот дурак, хорошо, что не подорвалась, а то бы что нам воспитательница тогда наделала? Я скорее к солдатам побежал — мина, кричу, мина железная. Бросили солдаты палки, за мной к мине бегут. Выхватил один мину у Юрки и читает, что на ней написано. Потом инструмент кривой из кармана достал, вскрывать ее осторожненько начал.
У меня от страха даже мурашки по спине забегали. Вскрывает он, а все следят в тишине: вот-вот подорвется. Потом вскрыл, наконец, руками железку отогнул и понюхал. Сели тут солдаты в кружочек и есть стали со смехом всё, что в мине положено. Всё съели — разминировали значит. А Юрку, муравьями искусанного, за шкварник взяли и, тряся в воздухе, к воспитателю привели, чтобы мины больше о пень не шмякал. Схватила его воспитательница за ухо и потянула, как за резину какую-то, потом напротив себя посадила и не пускает ни на шаг теперь. Я скорее с ребятами остальными смешался, чтобы и мне не попало. Играть с ними стал. А без Юрки скучно. Совсем неинтересно дети играют. Девчонки венки из цветов плетут, мальчишки в петушка или курицу травой играют, другие из носа сопли вытягивают, меряют, у кого длинней. Совсем мне не интересно так.