— Пойдем домой, — говорит Сенька. — Скоро обед.
— Сейчас, только полную банку насоберу… Знаешь, Сенька, а ты тоже красивый.
— Я некрасивый, — мрачно отвечает Сенька, — я рыжий.
— Правда рыжий… — вздыхает Натка, — но все равно красивый…
— Еще чего, — смущенно бормочет Сенька. — Давай лучше я тебе банку насоберу.
— Не сумеешь, Сенька, я сама…
— Ну да, не сумею! Знаешь, я лучший собиральщик клубники из всех князей, из всех королей! Вот посчитай до ста, нет… до двести.
— Раз-два-три-четыре-пять-шесть…
Натка лежит на траве, глаза прикрыла и посматривает сквозь ресницы на Сеньку. А он ползает по траве и пыхтит, пыхтит…
Не успеет Сенька, зря похвалился…
— Натка, вставай, готово!
Спит она, что ли? Губы приоткрылись, зубки влажные, а дальше темно и тепло, наверное, как в печке. Выбилась из-под косынки прядь, пересекла Натке щеку и приподнимается слегка от дыхания. Красивая Натка!
Сенька встал на колени, банку рядом поставил, наклонился над Наткой, заглянул под ресницы.
— Не спишь вовсе. Вставай, притвора!
— Ох, я спала, спала, — говорит Натка, протирая кулаком ясные глаза. — А ты уже кончил? Ну, пошли…
С лесной стороны дорога плотная, вся в узелках корней, а с полевой пыльная и сухая. Там ромашки на меже с васильками вперемешку. Белое и желтое одолевает голубое. Дальше пшеница стоит, и от блестящих стеблей падают на ровную землю маленькие тонкие тени. Сизые капустные грядки спускаются к озеру. Оно круглое и голубое, как небо. Только облачко, белое, круто взбитое, застряло посередине, и дальше крадется по горизонту клокастое синее мелколесье.
— Ой, вляпалась!
Стоит Натка на одной ноге, а другая зеленая по щиколотку… Посреди дороги свежий коровий блин.
— Помоги, Сенька!
Оперлась Натка на острое Сенькино плечо, ногу вытирает пучком травы. Пальцы у Натки мягкие, и кожа на ладони гладкая-гладкая.
— Отчего у тебя гладкая кожа? — Сенька осторожно дотрагивается пальцами до ее руки. — А у меня вон какая…
У Сеньки вся рука в цыпках, пальцы красные и под ногтями темно.
— Не знаю, — отвечает Натка, — почему она у тебя такая. — И гладит легонько Сенькину некрасивую лапу.
Дальше пошли. У Сеньки в одной руке банка, а в другой — Наткины пальчики. Держит их Натка послушно в Сенькиной руке, не вырывает.
Кончился лес, луг начался, ветер дует, выворачивает листики клевера на бархатную изнанку. Пчелы летают. И корова стоит, черная, комолая, белые пятна по бокам.
— У-y, противная! — кричит Сенька.
— У-y, противная, — повторяет Натка.
— Мых-х-х… — ответила равнодушно корова, приподняла морду, жует свою жвачку, будто не она блин оставила на дороге.
— Ну ее, неряху! — говорит Натка. — А мы птенчика вчера поймали, щегленка. Он живой был сначала, а потом Женька Потапова с ним поигралась, и умер щегленок…
— А мы вчера блиндаж выкопали, — говорит Сенька, — настоящий, с крышей. Все копали, а Вовка Кондрацкий один туда залез, в нас глиной кидался, никого не пустил.
— Задавала Кондрацкий!
— Правда задавала, — отвечает Сенька и думает: «Молодец Натка, правильно говорит».
— Ой!
— Чего ты, Сенька?
— Пчела укусила…
— Вот какая… злая. А ты пососи руку, пройдет.
Только как ее пососать, когда рука Наткины пальцы держит? Натка нечаянно крепче сжимает Сенькину ладошку и поднимает ее. Пухнет понемногу большой палец у Сеньки.
— Что, Сень, больно?
— Пустяк, — геройски отвечает Сенька.
Миновали луг. Разметался по земле горох, перепутался, выглядывают из-под листьев лоснящиеся бока стручков.
— Сенька, ты смелый?
— Смелый, конечно.
— А что я тебе скажу — сделаешь?
— Сделаю, конечно.
— Горошку сорвешь?
— Нельзя, — вздыхает Сенька, — это будет воровство…
— Нет, Сенечка, я разве стручки прошу? Ты цветочки только сорви…
— Ладно…
Протянул руку, дернул стебель, а он весь выдернулся, с корнем.
— Правда, Сенька, ты храбрый… Это ведь ничего, что там нечаянно стручки остались. Мы ведь цветочки хотели! Мы не знали, что там и стручки есть… Давай съедим их, а?
Вот и дача показалась. За амбаром носятся малыши, вздымая черную пыль. Под ногами у них мячик, связанный из чулок. Маленький, еле видно.
Сеньке не по себе. Увидят — дразниться будут. Скажут: «Во, девчоночник идет, за ручку!» Попытался выдернуть руку, а Натка крепко держит, не замечает. Хорошо Натке, а отчего — сама не знает. Вот малыши бегают — хорошие малыши. Курица присела, под амбар голову засунула — смешная курица…