Метла успокаивается и лежит в тоске: неужели были такие времена, когда он мог кому-то поверить, и еще как поверить! Может, в воздухе тогда носилось что-то такое? Может, всему виной его тогдашний нежный возраст — этакие лихие двадцать лет, когда мужчина, например, не представляет, как это можно жениться на женщине, у которой кривые ноги?
Метла поправляется. Он говорит, что ни за что бы не отважился снова сыграть в том кино. И вовсе не потому, что она смешная, его роль, а потому, что она была для него слишком упоительна, и это его счастье, что она длилась мгновения, — больше бы он не выдержал.
Его искали по всем пивным и чайханам до самого Ширвака и Янгибазара, его фотографии носили все патрули гарнизона, и не было такой чирчикской девки, которую бы не спрашивали про него на танцах военные или гражданские. В одну ночь были перевернуты женские общежития фабрики Обидовой, и кого там только не нашли — от рядового парашютиста до прикомандированного майора, — но среди шестнадцати капитанов, нащупанных под одеялами солдатами комендатуры, не нашлось только одного Чернова.
Командир дивизиона подполковник Ткач так про Него и сказал на офицерском собрании, мол, лучше бы Ему теперь и вовсе не отыскаться, потому что он, Ткач, Ему не позавидует, потому что мало Ему не будет, и так далее.
— А вы, — командир показал кулак всем присутствующим, — будете теперь на цепи сидеть! Я вам покажу службу. Вы у меня узнаете, что такое офицерская честь!
Приунывшие офицеры развеселились — припомнили, как Ткач развелся в прошлом году: тогда он высказался при всем собрании кратко и недвусмысленно: «Моя жена — блядь. Она позорит честь артиллерийского офицера». Говорят, что он в тот же день выгнал ее пинками, но никому не известно, с кем он свою корову застукал, а Доктор помалкивает, хотя Ткач приказал ему освидетельствовать себя, как он выразился, «на предмет связи» и, казалось, был разочарован, когда оказался чист, как младенец. «Я думаю, здесь какое-то недоразумение: с такой колобахой вы можете не опасаться соперников», — заметил Доктор, вручая ему письменное заключение. Командир дивизиона смутился и пробормотал: «Не в этом дело», было видно, замечание специалиста ему понравилось.
После собрания Ткач пригласил Доктора в штаб и сказал:
— Вы — серьезный офицер, я давно за вами наблюдаю, а главное, у вас есть качества, которые я ценю: искренность и объективность. Поэтому я поручаю вам предварительное дознание. Что б там с Ним ни произошло, мы должны представить в дивизию наш материал и свою версию.
— Кстати, он чем-нибудь болел? — спросил Ткач.
— Боюсь, что да.
— Не забудьте указать это в рапорте.
Доктор усмехнулся про себя: вот будет скандал, если он укажет в рапорте, что у десантного капитана в голове живет мышь — обыкновенная серая полевка.
Ткач посмотрел на него и закончил:
— В понедельник я вылетаю в Самарканд. Вам все ясно?
Доктор, по обыкновению, пожал плечами:
— Разумеется.
Подполковник Ткач сильно гордился, что у него уже пятый год лучший в войсках дивизион, что у него уже пятый год нет не только ни одного воинского или, не дай бог, уголовного преступления, а даже на гарнизонной губе никто не сидел. Вот так-то, потому что Ткач не поленился: достал шифер, кирпич, цемент — выстроил себе «персональный» кичман в три камеры и теперь там решал все дисциплинарные вопросы без проволочек, незамедлительно, и уже слышны в дивизии разговоры, что не миновать ему в этом году, мол, «Красной Звезды». Что теперь будет? Ткач ревниво глядел за окно: там по дорожке к санчасти не спеша шел сосредоточенный Доктор. «Сопляк сопляком, — подумал командир, — другой бы бегом побежал, а у этого ничего святого».
«Ничего святого» — это мог повторить за командиром любой солдат, всякий офицер, если речь заходила о Докторе. Офицеры, например, только переглядывались, когда находили его за чтением гигантского факсимильного издания «Канона медицины», или «Дзя-и-цзина», или чего-нибудь в этом роде, в то время когда на восточной границе происходили кровавые схватки с захватчиками, а в дивизионе солдаты спали в сапогах с оружием и ленты пулеметов заряжались боевыми патронами убийственной силы — трассер, бронебойная, тяжелая, пэ-зэ и так далее, когда над головами день и ночь надрывались турбины АН-8 с боеприпасами на Благовещенск и все ждали железного звона АН-12, которые подхватят и выбросят на головы хунвейбинов Краснознаменную дивизию воздушного десанта, где противотанковым резервом командира дивизии примет бой 101-й гвардейский дивизион самоходно-артиллерийских установок.