— Сами даёте для этого повод, — сурово проговорил Вильченко.
— Так где вы были позавчера?
— Гулял. С ребятами у магазина постояли, на троих скинулись.
— Вечером в магазине водку не продают.
Набоченко хитро подмигнул.
— Это кому и как… Верка там работает, а она в Валеру влюблена. Если захотим, и пол-ящика вынесем.
— Так… — недовольно поморщился Вильченко и бросил взгляд на майора: все же непорядок на его участке. — И с кем же вы пьянствовали, Набоченко? До какого часа?
— Ну, Валера был… И Петро Логвинчук. Потом ещё Хомко припёрся. У него пятёрка нашлась. Ну, мы и её…
— Когда разошлись?
Борис почесал затылок.
— В пятницу это было, а в субботу не работаем. Вот и задержались. Часов до одиннадцати.
Нападение на таксиста произошло около десяти, и если Набоченко говорил правду, то он имел безупречное алиби.
— А Вера, продавщица, была с вами? — уточнил Вильченко.
— А то как же… Где Валера, там и Верка…
Участковый отозвал Шульгу к калитке.
— Тут рядом есть телефон, и можно позвонить в магазин.
Он вернулся через несколько минут.
— Да, пьянствовали возле магазина, — подтвердил хмуро. — Мы с тобой ещё поговорим! — сурово бросил Набоченко.
На учёте у участкового был ещё Тарас Онисько. Поговаривали, что он продаёт краденые стройматериалы. Но у Вильченко не было прямых доказательств.
Тарас сидел на скамейке перед калиткой и разговаривал с каким-то парнем. Увидев Вильченко, встал, посмотрел на участкового, побледнев.
— Зайдём… — кивнул Вильченко.
Они вошли в дом, и Шульга показал Онисько кепку.
— Ваша?
Тот сразу расплакался.
— Моя… Не хотел я… Это же просто шутка…
— Где оружием — посуровел майор.
— Какое оружие? Нет у меня никакого оружия…
— Которым угрожали таксисту.
Лицо у Онисько вытянулось.
— Пошутил я… Вон там, — показал на угол, где лежали детские игрушки, — там пугач… Сына моего… Пистолет игрушечный… Я купил его, ну и показал таксисту, а он почему-то испугался.
— И сам предложил вам деньги? — не без иронии спросил Шульга.
— Какие там деньги? Сорок семь рублей…
Вдруг в комнату, оттолкнув оперативника, вбежала жена. Заголосила:
— И что же ты натворил, дурак! За что вы его?
Шульга подал знак оперативнику, и тот вывел женщину в соседнюю комнату. Майор вытащил из кучи игрушек пистолет — почти точную копию ТТ. Подбросил на ладони.
— Итак, вы утверждаете…
— Пошутил я… Честное слово, пошутил. А этот таксист ничего не понял, отдал деньги.
Шульга ещё раз подбросил пистолет на ладони. Приказал Вильченко:
— Вызовите оперативную машину, сделаем обыск. — Покосился на Онисько. — Тоже мне шутник нашёлся! Знаете, сколько за грабёж полагается? Ещё раз спрашиваю, где пистолет? Все равно найдём — вам же хуже будет!
Лицо у Онисько внезапно покрылось пятнами, он шмыгнул носом и заплакал.
— Нет у меня оружия… Пошутил я…
Майор прошёлся по комнатам: три красиво обставленные комнаты и кухня. Завтра они покажут Онисько сержанту Омельченко, и, если тот не опознает Онисько, это дело доведут до конца уже другие. Ведь кто-то завладел-таки настоящим ТТ с полной обоймой патронов, и Шульге надо найти преступника, пока тот не начал стрелять.
Узкая улица круто шла вверх и упиралась в чей-то сад. Тишина. Только чирикают воробьи и где-то поблизости жалобно скулит щенок.
Климунда медленно поднялся к саду, немного постоял там, спрятавшись за кустами жасмина, посаженного прямо на улице. Бросил пустой рюкзак под ноги, жадно закурил. Все утро нервничал. Собственно, особых оснований для волнения не было. Они с Иваницким взвесили и предусмотрели даже детали, и пока все шло так, как было предусмотрено. «Москвич» профессора Василя Федотовича Стаха четверть часа назад выехал из ворот — жена профессора направилась с домработницей на базар. Климунда знал, что она ездит на базар дважды в неделю — в понедельник и в среду или четверг. За рулём сидела жена профессора — немолодая уже, лет за сорок, но ещё красивая женщина. Она, наверно, знала, что хороша, и молодилась — носила модную причёску, ярко красила губы, а под глазами накладывала густые тени.
Спиридон предложил познакомиться с ней, войти в доверие, стать своим человеком в доме Стахов, а потом уже действовать соответственно обстоятельствам. Но Иваницкий решительно забраковал этот вариант. Мол, лучшего подарка работникам милиции не сделаешь. Уголовный розыск сразу установит круг знакомых Стахов, а все остальное — дело техники, причём достаточно несложной. Самонадеянность Климунды была воистину безграничной.
Что ж, Омельян, вероятно, был прав. Спиридон и сам чувствовал какое-то несовершенство этого плана, хотя очень верил в силу своей мужской привлекательности, даже надеялся, что жена профессора Стаха сама подарит ему кое-что из коллекции своего мужа.
Климунда потушил свою «Любительскую» о ствол акации. «Москвич» уже стоял возле базара. А сейчас выйдет из дому и сам профессор. В это время он всегда прогуливает огромного чёрного дога Марса.
Профессор Василь Федотович Стах жил в красивом двухэтажном коттедже, обвитом с северной стороны диким виноградом, а с южной текомой — растением, похожим на глицинию, с большими красными, как лилии, цветами. Текома оплела огромную террасу второго этажа, на которую выходили окна кабинета профессора. Одну его стену целиком занимала коллекция Василя Федотовича — собрание древних икон.
Иваницкий сказал, что коллекция профессора Стаха — достаточно велика и очень ценная, а Иваницкий разбирался в этом. После того как Омельян доверил Климунде свои планы, тот специально пошёл в церковь, долго стоял перед иконостасом, рассматривал фрески, удивляясь, почему так гоняются за этой стариной? Постные удлинённые лица. И что в них красивого?
Иваницкий нарисовал ему схему расположения икон, обозначив крестиками самые ценные, и Климунда выучил её на память.
Омельян долго ломал голову, как проникнуть в дом профессора. Конечно, можно было позвонить, отрекомендоваться и попросить разрешения ознакомиться с коллекцией. Ведь Омельян Иванович Иваницкий — искусствовед, работает в государственном учреждении, и его интерес к собранию вполне естествен.
Но, поразмыслив, Иваницкий отбросил этот план. После исчезновения икон милиция непременно составит список всех, кто интересовался коллекцией, а Омельяну вовсе не нужно, чтобы его имя фигурировало в милицейских протоколах.
Иваницкому помог случай. Их музей посетила группа американских туристов, среди которых был известный коллекционер. Иваницкий сопровождал их — и вдруг его осенило. Рассказал, как бы между прочим, коллекционеру о собрании профессора Стаха и намекнул, что, если тот пожелает, можно посмотреть на эти уникальные иконы. Правда, профессор не очень любит посетителей, но директор их музея мог бы попросить его. И тогда уже он, Иваницкий, любезно возьмёт на себя хлопоты по организации осмотра коллекции.
Директор действительно договорился с Василем Федотовичем. Тот немного поворчал, но согласился принять американцев. Так Омельян Иваницкий попал в дом Стаха. Он не назвал свою фамилию профессору, держался в стороне, — тем более что Василь Федотович свободно говорил по-английски и рассказывал о своей коллекции сам, — но запомнил все, словно сфотографировал. Его мозг фиксировал реплики гостей профессора, только фиксировал, Иваницкий не позволил себе никаких эмоций, не проявил их даже тогда, когда Василь Федотович подвёл гостей к неброской иконе в центре коллекции и сказал, что это — Рублёв.
Гости щёлкали языками, громко переговариваясь, выражая своё восхищение, а Омельян тем временем запоминал — второй ряд снизу, седьмая икона слева…